Вне рутины
Шрифт:
Іерихонскій поклонился Манеф Мартыновн, потомъ Соняш, взялся за рюмку, широко открылъ ротъ и проглотилъ водку, какъ устрицу, издавъ посл этого звукъ «брр…».
— Ветчинкой прошу васъ закусить, колбаской… Вотъ селедочка… — предлагала ему Манефа Мартыновна. — Соняша, проси.
Соняша, однако, не проронила не одного слова. Іерихонскій тыкалъ вилкой въ ветчину и говорилъ:
— Вотъ и въ несоблюденіи постовъ гршенъ. Нынче Великій постъ, а мы вкушаемъ. И опять по немощамъ нашимъ.
— Да ужъ нынче почти вс не соблюдаютъ.
— Я только въ первую и послднюю недлю Великаго поста. Въ эти дни мы выполняемъ весь репертуаръ хорошихъ постныхъ блюдъ.
Іерихонскій лъ съ большимъ аппетитомъ.
— Вы-бы повторили, Антіохъ Захарычъ… Выпили-бы вторую рюмочку. Позвольте, я вамъ налью….- протянула руку къ водк Манефа Мартыновна.
— Одинъ, обыкновенно, я никогда не повторяю, — поклонился Іерихонскій, улыбнувшись. — Но если есть вистующія лица…
— Въ такомъ случа, позвольте я вамъ повистую, но только ужъ мадерой…
— Охотно-съ. Почту за особенное счастіе съ ваіи выпить.
— Да ужъ пейте водку-то съ нимъ. Ну, что вамъ кокетничать! Вдь пьете, — замтила матери дочь.
Матъ покраснла и покачала головой.
— Ахъ, Соня, Соня! Какая ты, право… — сказала она. — Я пью иногда и водку, но пью по случаю какой-нибудь болзни, чтобъ разогрть желудокъ.
— Ну, а вотъ теперь съ сосдомъ безъ болзни выпейте.
— Ужасная двушка! Ну, да выпьемте, Антіохъ Захарычъ.
Чокнулись и выпили. Іерихонскій сталъ смле въ разговор и опять вернулся къ прежней тем.
— Если я ршился теперь посвататься и надть на себя вновь узы брачной жизни, то, повторяю, я не разсчитываю на любовь къ себ, - повствовалъ онъ:- но вполн могу разсчитывать на уваженіе ко мн моей будущей супруги, на уваженіе и дружбу, ибо какъ ни на-есть, я моей супруг могу предоставить полное, безбдное существованіе, а посл моей смерти и обезпеченіе хорошей пенсіей. Просто, изъ одной благодарности я могу разсчитывать на сочувствіе, расположеніе и ласку ко мн.
— Отчего-же только изъ одной благодарности? возразила мать. — Вы мужчина еще не старый.
Іерихонскій пріосанился, поправилъ очки, погладилъ подбородокъ и отвчалъ:
— Не старый. Я и не называю себя старымъ, но и не молодой, все-таки пожилой…
— А что вы называете старымъ? — спросила Сопяша, но Іерихонскій сдлалъ видъ, что не слышалъ ея вопроса, да и Манефа Мартыновна замяла вопросъ дочери и стала предлагать Іерихонскому скушать кусочекъ сладкаго торта съ чаемъ.
— Охотно. Благодарю васъ, — поклонился онъ и спросилъ:- Не есть-ли этотъ тортъ дло искусныхъ ручекъ Софьи Николаевны, курсистки кулинарныхъ курсовъ?
— О, нтъ! Это покупной. Соняша что-то ужъ давно забросила свою стряпню, — отвчала мать. Теперь у нея живопись, живопись и живопись. А она прекрасно научилась готовить торты.
Іерихонскій
— А скоро вы выслужите вашу пенсію?
— Полную черезъ два года. Немножко даже меньше.
— А велика-ли эта пенсія?
— Полная около тысячи рублей въ годъ.
— То-есть что это такое: около? Больше или меньше тысячи?
— Немножко больше. Но, кром того, я имю достатокъ, скопленный энергіей и аккуратностью…
Дабы помшать дальнйшимъ разспросамъ дочери, Манефа Мартыновна воскликнула:
— Антіохъ Захарычъ! Да что-же вы такъ мало коньяку-то налили себ въ чай? Позвольте, я вамъ сама подолью.
X
Іерихонскій сидлъ у Заборовыхъ недолго. Выпивъ два стакана чаю съ коньякомъ, часу въ десятомъ онъ посмотрлъ на часы и поднялся изъ-за стола.
— Хорошіе гости посидятъ, посидятъ да и уходятъ, — сказалъ онъ, поправивъ орденъ на ше. — Не смю больше утруждать васъ своимъ присутствіемъ. Мое почтеніе. Позвольте васъ поблагодарить за радушное угощеніе и попрощаться съ вами.
— Что-жъ это вы, Антіохъ Захарычъ, такъ мало посидли! — начала Манефа Мартыновна. — Мы только что разговорились, какъ слдуетъ.
— Приберегу дальнйшій разговоръ для другого свиданія, а сегодня я ужъ замтилъ, что барышня начала немножко звать. Очевидно, имъ пора; и на покой.
— Что вы, что вы! Да она у меня прямо полуночница. Раньше двнадцати часовъ никогда спать не ложится, да и въ постели-то читаетъ всегда часовъ до двухъ. Видишь, Соняша, какая ты неучтивая! Ты звнула и этимъ прямо выгоняешь отъ насъ Антіоха Захарыча, — упрекнула Манефа Мартыновна дочь.
— И не думала звать. Я не знаю, съ чего это они выдумали, — отвчала Соняша.
— Замтилъ, замтилъ. Но я нисколько на это не претендую. Для перваго визита для меня и того короткаго времени достаточно, которое я у васъ такъ пріятно провелъ. Позвольте проститься, еще разъ.
— Ну, прощайте… А право, посидли-бы.
— Въ другой разъ, многоуважаемая Манефа Мартыновна. Надюсь, ужъ вы теперь позволите мн посщать васъ по вечерамъ?
— Ахъ, пожалуйста, пожалуйста!.. Намъ такъ пріятно ваше сообщество. Вы такой милый собесдникъ.
А Соняша молчала и глядла куда-то въ сторону.
— Мое почтеніе, — сказалъ Іерихонскій и приложился къ рук Манефы Мартыновны, остановился и спросилъ:- А барышня позволитъ у ней ручку поцловать?
— Нтъ, нтъ. Я этого не люблю, — пробормотала Соняша. — Прощайте такъ.
Она протянула руку. Іерихонскій пожалъ руку и пятился.
— Надо сказать Ненил, чтобы подала пальто, — сказала Манефа Мартыновна и отворила дверь изъ столовой въ кухню, но такъ быстро, что подслушивавшая ихъ разговоръ у двери Ненила и еще какая-то женщина, очевидно, налегавшія на дверь, такъ и выскочили въ столовую.