Вне рутины
Шрифт:
Соняша плакала.
XII
Второй визитъ Іерихонскаго къ Заборовымъ сопровождался нкоторою торжественностью. Минутъ за пять до восьми часовъ пришла Дарья и принесла корзинку гіацинтовъ. Она просила поставить гіацинты до прихода хозяина въ прихожую, а про него самого сказала:
— А онъ слдомъ… Совсмъ ужъ они одвшись, но Семенъ на нихъ сапоги сухой щеткой начищаетъ.
И какъ только часы въ столовой Заборовыхъ начали бить восемь, Іерихонскій ужъ звонился.
На
Въ прихожей его встртила Манефа Мартыновна.
— Часы бьютъ, и я у васъ. Кажется, аккуратенъ, — похвастался онъ, здороваясь. — Не могу отказать себ въ удовольствіи, при засвидтельствованіи вамъ почтенія, поцловать вашу ручку, многоуважаемая, — прибавилъ онъ.
— Да что-жъ, поцлуйте, — добродушно отвчала Манефа Мартыновна и чмокнула приложившагося къ ней Іерихонскаго въ лысину.
— А гд-же Софья Николаевна? — спросилъ онъ, входя въ гостиную.
— Двичье дло… Какъ и вчера, одвается. Молодежь не иметъ обычая быть аккуратной, — проговорила Манефа Мартыновна. — Ужъ вы извините. Она сейчасъ выйдетъ.
— Не тревожьте. Пусть длаетъ свое дло. А я сегодня къ Софь Николаевн съ дарами. Она объявила, что любитъ цвты — и вотъ я ей гіацинтиковъ привезъ для услады зрнія и обонянія, а кстати захватилъ поднесеніе и для услады вкуса. Іерихонскій тронулъ рукой по бомбоньерк.
— Какъ вы ее балуете, Антіохъ Захарычъ! — сказала Манефа Мартыновна.
— Выслужиться, многоуважаемая, передъ ней хочу, выслужиться. Очень ужъ он меня сурово встртили вчера.
— Ну, вы не смотрите на нее, не судите ее строго. Она это такъ… изъ своенравія, а въ сущности она двушка предобрая.
— Я вижу-съ… Я ужъ заране приглядлся къ ней, приглядлся, пока еще не переступилъ порога вашего дома… Да-съ… Да и справки наводилъ, — говорилъ, Іерихонскій. — Я вижу-съ… Я не обманываюсь, достоуважаемая Манефа Мартыновна. — Я ршилъ взять, что есть. Но, простите великодушно, я еще не получилъ изъ ихъ устъ офиціальнаго отвта на мой письменный, вопросъ о законномъ брак. Да и вы въ своемъ отвтномъ письм изволили игнорироватъ его. Манефа Мартыновна замялась.
— Изволите-ли видть, въ чемъ дло, Антіохъ Захарычъ….- начала она.
— Знаю, знаю, — перебилъ ее Іерихонскій. — Возможное дла, возможно, что вчера, при первомъ нашемъ знакомств, Софіи Николаевн, можетъ быть, и неудобно было намекнуть мн о своемъ согласіи на мое предложеніе… да и я не ставилъ вопроса этого категорически, но сегодня мн хочется поставить дло на офиціальную почву. Какъ вы объ этомъ думаете?
Манефа Мартыновна молчала. Іерихонскій ждалъ. Онъ вынулъ носовой платокъ и утиралъ носъ.
— Мой совтъ — погодите немножко, — сказала она посл нкоторой паузы.
— Вы думаете? — спросилъ онъ. — Думаете, чтобы я подождалъ?
— Да… Дайте ей немножко попривыкнуть къ
— Гм… — хрюкнулъ Іерихонскій и многозначительно высморкался. Посл чего долго утюжилъ носъ и верхнюю губу платкомъ и прибавилъ:- Послдую вашему совту на сегодня, послдую. Но, скажите пожалуйста, когда-же я могу получить окончательный отвтъ? Я къ тому это спрашиваю, что посщать васъ аккуратно, безъ отвта въ утвердительномъ смысл, является и неудобно, потому что является ужъ огласка черезъ прислугу.
— Полноте… Ничего… Что-жъ тутъ такого?.. Я ничего не вижу особеннаго… — отвчала Манефа Мартыновна. — Но я для того говорю вамъ, чтобы вы обождали сегодня ставить вопросъ ребромъ, для того, чтобъ, такъ сказать, немножко подготовить Соняшу къ этому… Тогда можно разсчитывать и на благопріятный отвтъ съ ея стороны.
— Вы думаете? Ну, вамъ и книги въ руки, — поклонился Іерихонскій. — Подождемъ. Будемъ имть терпніе. Чего другого у меня нтъ, а терпніе есть. Терпніемъ и настойчивостью я и въ люди вышелъ изъ ничтожества. Этимъ я могу похвастать.
— Ну, такъ подождите немного, — продолжала Манефа Мартыновна. — Я знаю характеръ Соняши. Съ ней сразу нельзя… У ней удивительный характеръ. У нея вы всегда встртите духъ противорчія. Если люди будутъ говорить ей и совтовать, она на первыхъ порахъ всегда будетъ возражать и противорчить, а оставите вы на нее налегать — она потомъ и согласится. Вотъ какой у нея характеръ.
— Будемъ ждать-съ, подождемъ-съ… — покорно произнесъ Іерихонскій и спросилъ: — А когда-же, многоуважаемая, все-таки можно ждать вожделннаго отвта?
Манефа Мартыновна подумала и сказала:
— Ну, черезъ недлю. Самое наибольшее черезъ недлю. А вы по прежнему милости просимъ къ намъ, не оставляйте насъ своими посщеніями.
Іерихонскій молча поклонился, но черезъ нсколько времени приложилъ руку къ сердцу и началъ:
— Я, многоуважаемая Манефа Мартыновна, вдь вовсе не о любви хлопочу. Я очень хорошо понимаю, что со стороны Софьи Николаевны ко мн жаркой любви быть и не можетъ. Мои годы такіе. Но если разсудокъ ей скажетъ, что я могу быть хорошимъ мужемъ и если она скажетъ мн — да, и протянетъ руку для продолженія жизненнаго пути — я и счастливъ. А остальное я потомъ заслужу, я съумю, Манефа Мартыновна.
— Понимаю, понимаю, Антіохъ Захарычъ.
— Ну, такъ вотъ-съ… Въ этомъ смысл вы и подготовляйте Софью Николаевну. А недлю мы подождемъ. Отчего не подождать! — закончилъ Іерихонскій и поднялся съ мста, видя, что въ дверяхъ показалась Соняша.
Соняша на этотъ разъ была въ сромъ клтчатомъ канаусовомъ плать съ синей отдлкой. Мать взглянула на нее и подумала:
«Вишь, какая! И артачится передъ нимъ, и кокетничаетъ. Не захотла во вчерашнемъ-то плать показаться».
А Іерихонскій въ это время здоровался уже съ ней, подносилъ ей бомбоньерку и говорилъ: