Внуки
Шрифт:
— Не делай этого! — Она попыталась улыбнуться и продолжала: — Ты забыл разве, что это подарок мне? Разве я не имею права распоряжаться своими подарками?
— Вздор! — прикрикнул он на нее. — Мое положение не позволяет мне держать в тылу здорового восемнадцатилетнего парня.
Рут Венер, не говоря ни слова, вышла из комнаты.
Он заперся в кабинете и достал заветные копии. В папке номер два лежали копии важных донесений, присланных его агентом Отто Вольфом, которого он в первые месяцы войны вновь поймал в свои сети. Вольф доставлял важные сведения из концентрационного лагеря. Но, что
Он перелистал копии, и с каждой новой страницей росла его уверенность в себе.
III
На третий день Венера вызвали на допрос в имперскую канцелярию.
Его приняли тотчас же. Он был готов к очной ставке с Баллабом и Берингхаузеном. Однако их не было. Под огромным, больше чем в натуральную величину портретом Адольфа Гитлера сидели три незнакомых ему человека; один из них движением руки указал на кресло:
— Садитесь.
По спине Венера пополз неприятный холодок. Похоже на то, что обвиняемый — он. Где же те, которых он обвинял? Что это за судилище?
— Имя и фамилия? Где проживаете? Чиновник? С какого года член национал-социалистской партии Германии?
Обычные формальности потребовали некоторого времени. Венера немного смутило, что его работа в Вальядолиде во время гражданской войны в Испании и два ордена, которые он получил из рук каудильо, не произвели никакого впечатления.
— Вы выдвинули тяжелые обвинения против государственного советника доктора Баллаба. На основании каких фактов? Изложите.
Венер поднялся.
— Господа, могу ли я прежде всего узнать, по чьему заданию проводится это следствие?
— По заданию рейхсфюрера Генриха Гиммлера.
— Тогда, если я правильно разобрался в этом деле, я не могу не выразить своего удивления, что дело доктора Баллаба до сих пор еще не расследовано. Я полагал, что на основании моих донесений следствие уже давно ведется. Если же…
— Какие донесения вы разумеете?
— О докторе Баллабе, я посылал их по надлежащей инстанции министериальдиректору доктору Берингхаузену.
— Доктор Берингхаузен утверждает, что никогда не получал от вас ни одного донесения о докторе Баллабе.
— Как?.. — Венер мастерски изобразил на своем лице удивление. — Ничего не понимаю!
— Значит, вы представляли донесения доктору Берингхаузену? — спросил председатель.
Венер продолжал разыгрывать растерянного, недоумевающего человека, который не может понять, что все это означает. Он тихо ответил:
— Но… как же… Их целая пачка. Я считал своим долгом посылать эти донесения. Мне это было, право же, нелегко, я знаю, что кое-чем обязан доктору Баллабу. Но моя совесть, моя…
— Вы настаиваете на том, что передавали доктору Берингхаузену донесения об антигосударственных
— Конечно. Вот уже два года, как я лично передаю доклады об этом доктору Берингхаузену. Он считал их крайне важными и всего только несколько месяцев назад — это было, помнится, в феврале — уверял меня, что за доктором Баллабом учреждена слежка.
— Вы представляли эти доклады только доктору Берингхаузену?
— Таков порядок.
— Вы ни с кем об этих вещах не говорили?
— Нет! На это я не имел права!
— Но доктор Берингхаузен решительно отрицает, что он получал от вас такие донесения. Как вы докажете, что он их получал?
— Что он их получал?.. Нет, этого я доказать не могу. Я могу только доказать, что я их писал. — Последнюю фразу Венер выговорил несколько живее, пожалуй, даже взволнованно. Но так, словно это было лишь брошенное вскользь замечание, а не главный его козырь.
Председатель не разочаровал Венера.
— Как вы докажете, что писали эти донесения?
— Копиями.
— У вас имеются копии?
— Да! Я, разумеется, писал эти доклады собственноручно. На машинке. Двумя пальцами. — Венер улыбнулся при упоминании о своей недостаточной сноровке в машинописи.
— А где они?
— В моем сейфе.
Один из членов комиссии, человек с недоверчивыми колючими глазами, в упор смотревший на Венера, спросил:
— Вы снимали копии только с этих донесений?
— Как понимать ваш вопрос?
— Ведь по должности вам приходилось докладывать и о других важных делах и происшествиях? Сохранились ли у вас также копии и этих докладов?
— Копии важнейших докладов, мною лично написанных, я всегда сохраняю!
— Это дозволено?
— Это не принято, но не запрещено, — ответил Венер. — Такое обыкновение я завел в Испании. Там ведь часто не знаешь, с кем имеешь дело. Вот с тех пор это вошло у меня в привычку.
Председатель шепотом посоветовался с двумя другими членами комиссии, ответившими на его слова одобрительными кивками.
Допрос был прерван для предварительного ознакомления с копиями.
Венер выслушал это решение с подчеркнуто равнодушным видом, хотя уже не сомневался, что игра его, можно сказать, выиграна.
IV
Венер внимательно изучал протоколы допроса по «делу 20 июля». Его каждый раз наново поражал масштаб заговора. Он думал: «Если бы заговорщики действовали с большей ловкостью и, главное, с большей решимостью и если бы им повезло, они, вероятно, достигли бы цели». Но, подумав, пришел к выводу, что заговорщики — всего лишь офицеры без солдат. Поддержкой населения они не заручились. А с рабочими и вовсе не были связаны. Между тем в наше время, размышлял Венер, нельзя достигнуть каких-либо политических успехов, не имея организованной опоры в народе. Юнкеры, которых было немало среди заговорщиков, держались устаревшего метода Ольденбург-Янушау:[31] один офицер и десять солдат. Но даже по этому методу нужно было иметь не только одного офицера, но и десять солдат. Роль последних не так уж незначительна.