Во имя отца и сына
Шрифт:
– Сволочь же ты, Вадька, деликатно выражаясь, - сказала ему в спину Белкина.
– Для тебя деньги - все: и бог, и вера, и высший идеал.
– Ну, хватит, размечтались, - примирительно сказал Вадим.
– Лучше, господа миллионеры, пошарьте в своих карманах, может, наскребем на поллитровку и на бутылку вермута. Я сбегаю, пока магазин не закрыт. А? Ну, ребята, как?
– Хватит!
– запротестовали девушки.
– Не стоит, Вадим, - дружески уговаривал Роман.
– Выпили понемножку - и поставим точку. Уже подвели черту!
– Да что там выпили, - с грустью сказал Юра Пастухов, щупая в кармане пиджака мелкие монеты.
–
– И тебе не стыдно?
– с укором подступила к нему Белкина.
– Несчастный алкоголик.
– И, воспользовавшись музыкой (Саша догадался вовремя включить магнитофон), пригласила: - Пойдем лучше танцевать.
Танцевать с Белкиной Юра всегда готов. А Роман уже приглашал Юлю. Все расступились, образуя полукруг. Вечер продолжался. О миллионах забыли. И даже Ключанский больше не вспоминал о них.
В понедельник Юра Пастухов опоздал на работу на целый час. Белкина вовсе не пришла.
– Что случилось, Юра?
– с дружеским участием негромко спросил Роман,
Пастухов повел бровью и ничего не ответил. Вернее, дал понять, что ответ его в данном случае вовсе и не нужен. Роман спросил еще мягче и тише:
– Ты не знаешь, что с Белкиной?
– Ничего особенного, - не очень дружелюбно отозвался Пастухов.
– Почему ж она не вышла на работу? Заболела?
Пастухов пристально посмотрел на Архипова. Слово "заболела" встряхнуло его, насторожило.
– Тебе и это известно?
– сорвался совсем нежелательный вопрос.
Пастухов на какой-то миг решил было, что Роман знает, почему Белкина не вышла на работу. Роман ничего не знал, но сделал вид, что ему кое-что известно, ответил вопросом на вопрос:
– Она где?
– В больнице.
Они смотрели теперь друг на друга со строгой доверчивостью и с той откровенностью, когда скрываться уже бессмысленно, когда все прочитано во взгляде и остается лишь словом подтвердить догадку.
– Аборт?
– спросил Роман.
– Да, - ответил Пастухов.
Это было после смены у проходной: Архипов поджидал его - хотелось поговорить вот так, запросто, как будто совсем непреднамеренно. Еще во время работы он узнал от мастера, что Пастухов подал заявление об увольнении. При этом, как сказал мастер, заявление не было подготовлено заранее, Пастухов написал его тут же в цехе на клочке бумаги. Очевидно, и окончательное решение созрело тоже сегодня. Поступок Пастухова огорчил: Роману казалось, что парень, уйдя из-под влияния Ключанского, начал нащупывать верный путь в жизни. Роман и его товарищи старались помочь Пастухову. И вдруг такое. Из-за чего, собственно, что за причина увольнения? Мастеру он объяснил не без иронии: "В связи с переходом на другую работу". Приняв заявление от Пастухова, мастер сказал:
– Что ж, дело твое - доложу начальнику цеха.
Роману не хотелось, чтоб Пастухов ушел с завода, и он решил поговорить с ним по душам. Теперь мелькнуло подозрение: а нет ли связи между заявлением Пастухова и абортом Белкиной? Глядя прямо в глаза Юре, Роман спросил с мужской откровенностью, и в тоне его не было осуждения:
– От тебя?
– Возможно… Впрочем, едва ли. Тогда она с Вадимом еще дружила.
Они медленно шли вдоль высокого заводского забора, оба серьезные и озабоченные. Их обгонял поток рабочей смены, веселый, оживленный. Наступила неловкая пауза, которая, как показалось Архипову, могла погасить
– Она когда?..
– глухо спросил Роман.
– Вчера, - в пространство обронил Пастухов и затем, немного погодя, добавил: - Она тоже уходит с завода.
– Вот те раз!
– Роман был озадачен.
– А это почему?
– Не знаю, спроси ее.
– Пастухов пожал плечами, подчеркивая свое полное равнодушие к Белкиной, а Роман не верил его безразличию.
– Вы что, сговорились?
– Нет, каждый по себе. Просто случайное совпадение.
– Ну а дальше чем будешь заниматься?
– Поживем - увидим, - с нарочитой небрежностью произнес Пастухов, и Роману показалось, что он кому-то подражает. Ну да. Ясно кому.
– Оставь ты эти ключанские манеры, тебе они не идут, - дружески проворчал Роман и передразнил: - "Поживем - увидим". А жить на что будешь? Ты что, сын миллионера? Или на министерской дочери женишься?
Сказав это, Роман с укором подумал о себе: "А ведь я не знаю, кто у него родители. Досадно, конечно". Он не стал оправдывать себя: мол, молодежи на заводе много, всех знать невозможно. Вместо этого спросил:
– Отец твой кто?
– Алкоголик, - не задумываясь, словно давно ожидая такой вопрос, ответил Пастухов.
– Нет, я в том смысле - чем он занимается?
– Не знаю, - пожал крепкими круглыми плечами Пастухов. Когда он это делал, короткая шея его вовсе исчезала и круглая голова, казалось, покоилась на одних плечах.
– Должно быть, водку пьет.
– Это об отце.
– На какие шиши?
– На бутылки.
– Я серьезно.
– Роман начинает сердиться. В самом деле, с ним, как с человеком, а он дуется, как капризный ребенок.
– И я серьезно. Слоняется целыми днями по пивнушкам и собирает под столами пустые бутылки из-под водки и вина. Это там, где приносить и распивать спиртные напитки запрещается. Ну, значит, приносят и распивают, а бутылки под стол прячут. А то у палаток, где посуду принимают, подбирает непринятую. Принесет человек сдавать пустые бутылки, а приемщица обнаружит на горлышке шов или еще какую-нибудь пупырышку и не принимает: дефект. Человек тут же оставляет бутылку. Ну а отец ее себе, как брошенную, а потом в другой палатке знакомой приемщице и продаст. Бутылка-то нормальная.
– Это ж сколько ему надо в день бутылок?
– вслух прикинул Роман.
– Бывает, и полсотни за день, - подсказал Пастухов.
– Подсчитай - шесть рэ как одна копейка. На эти деньги два дня жить можно вот так.
– Он провел по горлу крепкой куцей ладонью.
– И нигде не работает?
– Не знаю: он с нами не живет.
– А семья у тебя?
– Мама и младшая сестренка.
У железнодорожной насыпи Роман предложил:
– Давай посидим.
Пастухов молча согласился. Они сели на сваленные в кучу шпалы у ржавых запасных путей, которых уже давно не касались колеса вагонов. Пастухов по-прежнему изображал полное равнодушие и отчужденность: дескать, о чем нам с тобой говорить, когда все решено - я уже не ваш. Вдруг он заметил вдали толпу людей, которые блокировали пивную палатку, и сразу весь преобразился, глаза оживленно засверкали. Роман обратил внимание на столь резкую перемену, но не догадался о причине, ее. Пастухов сам выдал, сказав мечтательно: