Во имя отца и сына
Шрифт:
– Сам я никак не думал.
– Это дело серьезное, - угрюмо произнес Гризул и стал что-то чертить на листке бумаги.
– Надо подумать, - с натянутой веселостью сказал Андрей и вдруг тряхнул головой и открыто, пожалуй, с вызовом посмотрел на Гризула.
– Да что ж тут думать!
– как-то уж очень горячо заговорил Варейкис, и стул скрипнул под ним.
– Мы все тебя хорошо знаем, потому и доверяем. Молодой инженер, грамотный, производство знаешь, народ тебя любит. Справишься. Вполне. Что тут думать: работать надо.
Председатель завкома просто повторил то, что он говорил в этом кабинете десять минут тому назад
– Ян Витольдович прав: надо принимать цех и работать. Быстрей ликвидировать брак. Выполнять решение последнего партийного собрания: ритмичность и качество.
– Борис Николаевич посмотрел на Глебова. Емельян обратился к Андрею:
– У вас есть какие-нибудь сомнения? Вас что-нибудь смущает?
– Да нет, - Андрей пожал плечами.
– Благодарю за доверие.
Так решилась судьба Каурова.
В пять часов Андрей был дома. Мать налила тарелку горохового супа со свининой. Андрей любил его. А тут почему-то ел вяло, нехотя. Не доел и от второго отказался. Выпил кружку ядреного квасу собственного приготовления. Мать забеспокоилась, сердцем почуяла - что-то стряслось.
– Ты что это, Андрюша, не заболел ли?
– Да нет, мама, просто не хочется.
– Аи на работе что стряслось?
В глазах Клавдии Ивановны - напряжение, в голосе дрогнула тревога. Он видел это и поспешил успокоить. Улыбнулся тихо и мягко; как улыбаются старому доброму другу:
– Стряслось, мама, назначение новое получил.
– Это как же так? Куда тебя еще?
– Она стояла перед ним сухонькая, растерянная, опустив плетями жилистые руки, с полуоткрытым ртом и растопыренными глазами.
– Начальником цеха назначают. Механического.
– Тебя?
– Вырвался возглас радости.
– Сына твоего.
– Он подошел и легонько ласково обнял ее.
Клавдия Ивановна тихонько отстранилась и присела на краешек дивана. Задумалась. Андрею показалось, что мать опечалена его назначением. Спросил удивленно:
– Ты что, мама? Не рада?
– Как не рада, очень даже рада, - ответила она, не меняя позы и глядя мимо сына задумчивым тяжелым взглядом. Прибавила погодя: - Отец бы порадовался. Не довелось. А как бы порадовался. Он тоже в механическом работал.
– И добавила: - В твоем цехе.
Это Андрей знал. Он даже знал токарный станок, на котором работал Петр Николаевич Кауров. Портрет отца - увеличенная фотография - висел над диваном. Отец смотрел на Андрея из бронзовой узенькой рамочки добродушно, с едва уловимой, пожалуй, натянутой улыбкой: очевидно, фотограф попросил его не делать "сурьезное" лицо. Андрей помнит отца совсем другим, не таким, каким изобразил его фотограф. Очень ласковым, мягким и добрым. Петр Кауров за всю свою жизнь никогда ни с кем не ссорился. "Он был обходительный. И ты пошел в него", - говорила мать. Андрей не считал себя "обходительным" и нередко вступал в горячий спор. Не по пустякам, а когда касалось серьезного дела. Он не совсем понимал, что такое быть обходительным, какой именно смысл вкладывала мать в это слово.
– Веселиться надо, а ты словно и не рад, - сказала Клавдия Ивановна, вставая.
– Сначала нужно с браком покончить, а потом уже радоваться. Качества, качества и еще раз качества требуют от нас. И правильно требуют. Борис Николаевич так и сказал: ритмичность и качество.
– Андрей всегда охотно делился с матерью заводскими делами. Это вошло в привычку с
– И что ж, опять литье поставляют негожее?
– спросила Клавдия Ивановна, и лицо ее приобрело резкие черты, глаза сделались колючими, и суровый холодок прозвучал в голосе. Она давно считала, что все беды механического цеха из-за плохого литья. И только в этом видела причину брака.
– Бывает, и литейный дает бракованные заготовки, и сами портачим. Ребята молодые - опыту мало, - ответил Андрей, но последние слова его мать пропустила мимо ушей. Она была убеждена - все дело в литейщиках.
– Константин-то, что ж он себе думает, - заговорила она с укором.
– Не маленький, да и голову на плечах вроде бы не дурную имеет. Считай, всю жизнь на "Богатыре", тоже вроде тебя, мальцом пришел. А на фронт вместе с твоим отцом уходил. На формовке, правда, он не работал. Но стребовать должен. Какой же ты начальник цеха, если не можешь стребовать. Кто у него на формовке?
– Да точно не знаю. Молодежи много.
– И что с того, что молодежь. Учить надо. Дело это тонкое, особого подхода требует: тут тебе и глаз, и руки, и все такое. А учить-то небось некому. Учителя-то на пенсии сидят. То-то и оно, - заключила мать и сокрушенно вздохнула. Потом, посмотрев на портрет мужа, заговорила, подперев пальцем щеку.
– А какие мастера прежде были. Взять хоть бы токарей, хоть фрезеровщиков. Или у нас, в литейном: Ленька Точилин. С финской не вернулся. Саша Морозов - в Отечественную погиб. И Коля Шпаков, и Малинкин, и Вася Танызин. Все полегли на войне. Нет, Коля помер после войны. Вот еще Леша Мелехин был - какой мастер, золотые руки. Теперь, сказывают, генерал. Да, Лешка - генерал. Спокойный всегда был, степенный. Не чета Косте Лугову. Горяч Константин, больно горяч и шумлив. Но уж и правду-матку кроет - в глаза. Хоть ты министр, хоть директор. Луговы - они все такие. За правду умеют постоять. Сергей Кондратьевич - он тоже… горяч был в молодости, беспокойная душа.
– И уже другим, мягким тоном совета: - Ты б, сынок, с Константином поговорил, по-хорошему, по-соседски.
– О чем, мама?
– Насчет заготовок. Чтоб следили. Дело-то общее, государственное. Теперь ведь вы одинаковы - оба начальники цехов. Аи не хочешь?
– Да дело не только в нем. Константин Сергеевич сам все понимает. Тут общая беда наша - кадры. Старики уходят, не успев передать свой опыт молодежи. А в цехах в основном молодые ребята, а учить их, как ты говоришь, некому.
Клавдия Ивановна задумалась. Она смотрела куда-то мимо сына, сосредоточенно щуря маленькие темные глаза. Сын повторил ее слова - "некому учить", значит, он согласен. А что, если?.. Только вот поймут ли ее правильно.
– Может, мне пойти к формовщикам… Ну просто так, подсказать, ребятам пособить? Дома-то что сидеть.
Она задержала на сыне долгий вопросительный взгляд, поймала его нежную улыбку и отрицательное покачивание головой: не советует. Значит, не понял. Пояснила:
– Не на работу, а так, проведать. Соскучилась дома сидемши.
– Константин Сергеевич может обидеться, - наконец произнес Андрей не очень уверенно. Предложение матери прозвучало для него так же неожиданно, как и назначение начальником цеха.