Во имя себя
Шрифт:
– Войдите!
– Уля, ты ещё не спишь? – В комнату вошла матушка. – Я ходила младших проверить и решила зайти к тебе. Ты сегодня под конец была совсем не своя. Это из-за барона Врекова?
– В некотором роде. – Поправила одеяло. Поток мыслей остановился на сумбурном рассказе ярина Танича, но это же глупость совершенная! Что о том говорить. – Скорее из-за Стефана. Мама, он ведь ничего не сказал даже. Мне кажется, он вообще без разрешения отца не говорит.
Внутри всё сжалось.
Мне не хотелось волновать родных, но на миг поверилось, что…
Матушка села на край
В окно стукнулся мотылёк, прилетевший на свет, немного побился и улетел куда-то в сумерки.
– Дорогая, послушай меня. – Я взглянула на мать, та смотрела, не скрывая сочувствия. – Не стану говорить тебе, что всё будет хорошо. Ты ведь в переписке с Прасковьей?
Кивнула в ответ. Иногда мне нечего было написать старшей сестре, но у той было не так много людей, с которыми она могла откровенничать. Потому отвечала ей регулярно и старалась быть внимательной в каждом слове.
– Тогда ты знаешь, что её семью сложно назвать счастливой. Тем не менее я не устаю благодарить Ваятеля за судьбу Прасковьи, ведь даже среди сестёр твоего отца бывали трагические случайности. – Речь матушки была тихой и мягкой, будто она пыталась заговорить все мои тревоги и боли. – Я бы хотела, чтобы твоя семья была подобна нашей, но не нам спорить с волей Ваятеля. Он дал тебе суженого, а тебя послал ему. Лишь твоя ведовская сила подойдёт ему, и лишь его – тебе. Вы спасёте друг друга. И я буду вечно благодарна Ваятелю за то, что ты останешься жива после своих восемнадцати лет. И ты должна.
Показалось, что тело лишилось и последних сил.
– Мама…
– Я понимаю, как это звучит, но есть вещи, которые нам неподвластны. Их нужно просто принять. Ты не сможешь жить без Стефана. Тебе придётся мириться с его семьёй.
– Но я не хочу! – Думала заявить решительно, но получилось как-то жалобно.
– Понимаю. Только боюсь, у нас всех нет выбора.
Матушка пересела поближе к изголовью, потянулась обнять. Я послушно поднялась с подушки навстречу.
– Мы все тебя любим, дорогая. Мы обязательно поможем всем, чем только будет возможно.
Чем возможно?
После ухода матушки стало ещё горше. Тело будто само сжалось на кровати в комочек. Горло свело, но ни один всхлип не нарушил тишину комнаты.
С чего было так плохо? Ведь с детства знала. И приняла.
В эту ночь мне снились тянущие руки и о чём-то просящие призрачные покойницы. У них были белые платья и рубиновые броши, плакавшие кровью. Я не раз просыпалась и убеждала себя, что это лишь бессмысленный сон. Спокойно уснуть удалось под самое утро.
Глава 7
7 травня 7393 г. от с.м.
г. Сужгород, дом Быстрицких
– Уля, а тебе нравятся вересинки?
– Что? – Я отвернулась от окна, около которого сидела на козетке.
– Вересинки? – Светлана взмахнула карточкой из какого-то каталога. Этот был с примерами букетов и всяческих композиций из цветов. Очень в тот год было модно всячески украшать свадьбу растениями. – Таня говорит, что флёрдоранж краше всего, но, как по мне, есть в
– И ничего такого в нём нет! – Таня резко перевернула страницу. – Невестам всегда флёрдоранж в волосы вплетали. Тебя послушать, так это не свадьбы, а похороны были!
– Нет моей вины в столь тонком чувстве прекрасного, баронесса. – Графиня Зарецкая горделиво вскинулась, отчего уже наметившийся второй подбородок подтянулся, а коротковатая шея стала смотреться выгоднее. Это была её любимая поза.
– Уж простите, Ваше Сиятельство, да только Флорже ни о чём подобном не писал, а я ему больше в делах цветочных доверяю. – Таня раскраснелась, как с ней часто бывало в пылу спора, даже лёгкая рыжина в её светлых кудрях стала заметна сильнее. – Уленька, так что ты думаешь?
– Мне милее флёрдоранж. – Светлану хотелось урезонить. Уж не раз я всячески давала понять, что шутки шутками, но через слово разницу в титулах поминать вовсе не смешно. – Но вересинки – это оригинально и свежо. Мария, а ты как считаешь?
Графиня Утомская, устроившаяся в специально поставленном к камину четвёртом кресле, оторвалась от образцов кружева и обвела нас рассеянным взглядом. Те образцы она не выпускала из рук с начала вечера. Из-за особого разреза глаз она всегда смотрелась то ли печальною, то ли усталою.
– Вы о цветах? Что толку спорить, Марфа Григорьевна наверняка уже всё заказала?
– Нет, но матушка крайне рекомендовала жасмин.
Потому что цветок этот летний, но и к фамильным чесменским кружевам, что напоминают морозные узоры, подходит.
– Так что ж ты молчишь! – Таня всплеснула руками. – Жасмин! И правда может интересно выйти.
Наверное, это был первый на свете девичник с такой рассеянной невестой. Я планировала его и приглашала подруг желая начала этой немного пустой, но такой весёлой предсвадебной суеты. Мне хотелось листать каталоги и рассуждать о множестве важных вопросов. Какие будут цветы на платье? Каким кружевом украсить салфетки для гостей, и какой крем предпочтительнее для свадебного торта? Ещё зимой во время семейного визита к Лесковым мы с Таней спорили, может ли свадебное платье быть не белым. Очень уж хотелось ей пойти к алтарю в красном – цвете аиста, под знаком которого она родилась. Думалось на своём девичнике тоже в шутку помечтать о жёлтом платье, чтобы правильные Светлана с Марией возмутились и начали меня переубеждать.
Теперь же всё отравляли мысли о ярине Таниче и его одержимости.
– Уверена, Её Сиятельство организует великолепное торжество. У неё просто изумительный вкус! – Светлана изящным движением взяла со столика фарфоровую чашечку. – Но это всё лишь суета. Уля, что между вами со Стефаном? Каким ты его находишь?
– Он вежливый и обходительный, почтителен к старшим…
«И несколько безвольный, но этого вам знать не нужно».
От таких мыслей стало неловко, и я поспешила закончить всё общими словами. Хотелось поделиться с подругами, каким бывает Марк Прохорович, и тем, каким становится Стефан рядом с ним, но нам в любом случае жить одной семьёй. То, что сейчас сказано будет, и через десять лет в обществе отзовётся.