Во все Имперские
Шрифт:
В любом случае, я очень надеялся, что это не моя мамка.
Второй человек возле поместья определенно был господином полицейским. Причем, на господина полицейского он был похож гораздо больше, чем копы в моём родном мире.
У этого у мужика имелось всё, что нужно: внушительное брюшко, шегольские усики, синий мундир, увешанный бляхами, портупея, фуражка с эмблемой, изображавшей булаву и леопарда, и даже огромный револьвер в кобуре.
На земле лежал громадных размеров полицейский фонарь, освещавший двоих у поместья.
— Горе —
Алёнка, которой эту новость, судя по всему, до моего прибытия не озвучивали, ахнула и расплакалась.
Мне же, честно признаюсь, было плевать. Ну, неприятно, конечно. Но я этих родителей вообще не знал, так что горевать особо не о чем. Хотя батя у меня, судя по подаренной Алёнке, был хорошим мужиком.
Полицейский тем временем скептически оглядел мой разорванный и перепачканный кровью мундир, удивленно приподнял брови, бросив взгляд на Дрочилу, а потом шагнул ко мне и деликатно кашлянул:
— Ваше Благородие, разрешите представиться. Достоевский Порфирий Петрович, обер — полицмейстер Псковской Губернии. К вашим услугам.
Я кивнул.
— Что случилось?
Замотанная в платки ведьма хотела было снова завыть, но Порфирий Петрович опередил её:
— Это вы нам объясните, Ваше Благородие. Вы зачем родителей — то убили? М?
Так. Понятно.
Мало того, что моих батю и мамку шлепнули, так я еще теперь и главный подозреваемый.
Интересно, какое положение тут занимает этот Порфирий Петрович. Он магократ? Дворянин? Какие у него вообще полномочия? Должность у него звучная, но он какого — то хрена приехал на двойное убийство в гордом одиночестве, хотя по идее тут должна уже работать бригада криминалистов.
Или они в доме?
В любом случае, обер — полицмейстер явно пытался тупо расколоть меня совершенно пошлой и глупой психологической атакой. А вот хрен тебе.
— Я не убивал родителей, — вздохнул я, — Я только что из полей. Я там реализовывал своё право первой ночи. Это же законно, я надеюсь? У меня есть свидетели, целая толпа крепостных. Кстати, наваляли мне тоже они. Поэтому я весь в крови и изодранном мундире. Так что у меня алиби, обер — полицмейстер. Железное, как бляха на вашей фуражке.
— Ну и замечательно, — ни на миг не растерявшись, ответил Порфирий Петрович, — Однако ж, вы не выглядите расстроенным…
— У меня шок, — я решил построить разговор жестче, — Шок и горе. А вы тут мне допросы устраиваете. Расскажите лучше, что случилось.
Порфирий Петрович, к моему удивлению, на это только пожал плечами, как будто это было не его дело. Зато ведьма завыла в полный голос:
— Да я, барин, девку — то вам в стог привела, как условились… А вы что — то задержались где — то. Ну я девку оставила у стога и домой пошла. Прихожу — а тут все магией черной обмазано, а батюшка ваш
Чей бы и нет. Ох, горе — то горе! Сирота вы теперь, барин. А сделали это Прыгуновы, они ж колдуны, чернокнижники. И теперь вы, барин, должны им отомстить, как у вас, магократов положено.
Кровь за кровь! Извели Прыгуновы ваш клан. А наследничек их, Егорка Прыгуновский, тут ошивался час назад. Я сама видела. Ошивался и магию чёрную разливал!
— Понятно, Скорсезовна, — я уже, разумеется, догадался, что эта полубезумная бабка — именно Скорсезовна, староста крепостных, отправившая мне сообщение о беде с родителями.
— Как интересно получается, — заметил Порфирий Петрович, — Вы разрешаете вашим крепостным пользоваться смартфонами? А вы же знаете, Ваше Благородие, что это запрещено Императорским Эдиктом?
— Не разрешают! — набросилась на полицейского Скорсезовна, — Только мне разрешают! И енто не смартфон! На, гляди…
Скорсезовна извлекла из — под платков, откуда — то из района декольте, огромную мобилу — кирпич, артефакт, достойный первой половины лихих девяностых.
— Это в любом случае электроника, она полностью запрещена крепостным, — мягко произнес Порфирий Петрович, пока Скорсезовна размахивала у него перед носом мобилой, как новый русский перед лохом.
— Слушайте, стоит ли сейчас говорить о таких мелочах? — влез я в разговор, — У меня вообще — то родителей убили, если вы забыли. И Скорсезовна вон даже знает, кто это сделал.
Порфирий Петрович торопливо согласился:
— Да — да. Разумеется, Ваше Благородие. Собственно, не будем отвлекать вас от вашего горя. Мне от вас нужно только одно — чтобы вы подтвердили, что желудки и сердца ваших усопших родителей на месте. А потом я откланяюсь. И сами уже разбирайтесь с убийцами, если их найдете.
На несколько секунд повисло молчание. Порфирий Петрович и Скорсезовна пырились на меня, явно чего — то ожидая. Я же не понял ни хрена.
— Что? Желудки и сердца?
— Ну конечно! — закивал Порфирий Петрович, — Если желудки и сердца ваших родителей целы — я вызову Имперских Гаруспиков. А если желудки и сердца уничтожены, например, черной магией, которой убили ваших родителей — то в таком случае я, конечно, гаруспиков беспокоить не буду. Вот и всё.
Мда. Довольно странная правовая система.
— А расследование? А криминалисты? А вскрытие? А всё остальное? Вы полиция или что? — уточнил я у Петровича.
Обер — полицмейстер чинно подтянул портупею, вздохнул и пояснил:
— Я полиция, точнее, начальник полиции всей Псковской губернии. Но вижу, что вы, Ваше Благородие, совсем не знакомы с законодательным регулированием касательно моего ведомства. Так это не беда. Я вам сейчас объясню. Дело в том, что полиция — она только для разночинцев, иностранцев, боярских детей и БОСяков…