Водоворот времен
Шрифт:
– Только мне ее никогда не получить. Она стоит два лефа. Это же ого-ого-огогошеньки!
Папа так часто говорил, когда чему-то очень удивлялся.
Пастуро вновь повел себя донельзя странно: рассмеялся. Ричард уже готов был обидеться на этого владельца выцветшего плаща.
– Всего-то! Да я такие, знаешь, как быстро зарабатывал!
– Пастуро поймал на себе недоверчивый взгляд Ричарда.
– В лучшие времена. Просто сейчас полоса неудач.
– Ага, ага, - буркнул Ричард. Чем больше этот Пастуро болтал, тем меньше ему хотелось верить.
– Со всяким бывает, - с нажимом произнес Пастуро, многозначительно
Ричард замолчал: и вправду, неудача может постигнуть всякого. А уж его самого так вообще несчастье преследует...
– Знаешь, а я ведь могу помочь тебе, а ты можешь подсобить мне. Товарищеская взаимовыручка, парень, великая вещь!
– закивал Пастуро.
– Ну как, готов?
– Помогать? Притворяться белонцем? Или еще кем?
– Ричард сделал шаг назад.
– Нет. Шуточки всякие.
– Согласен, успех достигнут не был, - отмахнулся Пастуро.
– И все-таки. Что умею проворачивать нужные дела - я сейчас тебе докажу.
Пастуро отвернулся на полкорпуса. Затеребил полы своей рубахи. Повернулся. И...
Ричард онемел. В руках у Пастуро сжимал леф. Самый настоящий леф! Хотя...
– Что, не веришь?
– подмигнул Пастуро.
– Самый что ни на есть настоящий! Вот, поскреби. Ну, поскреби его. Ага. Вот самый корабль поскреби.
Ричард, от волнения потеряв дыхание, принял из рук Пастуро драгоценную монету. На ней, как и должно, красовался корабль. Ну, как, красовался...В общем, этот рисунок можно было принять за корабль. Папа ему когда-то рассказывал, что серебряные монеты Лефера - каждая из них - должны напоминать об источнике его могущества.
Ричард поскреб корабль (ну, это же должен быть корабль, хот на вид редкостная каракуля). Ничего не произошло. Он вопросительно взглянул на Пастуро.
– И?..
– Вот то-то и оно!
– провозгласил Пастуро.
– Видишь, ничего не происходит! Была бы поддельная, враз под серебристым слоем медь вылезла или еще чего. Значит, монета эта самая что ни на есть настоящая. И мы можем заработать еще много таких. Смекаешь? И отдай мне ее. Ага. Удостоверился - и будет.
Ричард нехотя вернул серебряный леф. В душе его боролись две силы: желание заполучить книгу - и недоверие к этому человеку.
– Ты, парень, конечно, можешь и еще каким другим образом заработать. Хотел, понимаешь, тебе помочь. Не захочешь - ладно. Захочешь - тоже неплохо, - пожал плечами Пастуро, снова отворачиваясь и пряча монетку.
Исчезновение лефа чудесным образом подействовало на решительность Ричарда:
– Мне очень нужна эта книга. Что надо делать?
– Ричард схватил за руку собравшегося было уходить Пастуро.
Тот ухмыльнулся.
– О, самую что ни на есть простую и замечательную работу. Четко выполнять указ городского совета о борьбе с расплодившимися свиньями.
Ричард застыл на месте.
– Чего?!
– Того!
– Пастуро закивал.
– Будем выполнять волю нашего любимого совета. Работать буду в основном я, а ты так, будешь помогать.
– И, помолчав чуть-чуть, добавил: - Эх, доброта доведет меня до петли! Но что поделать, что поделать!
Пастуро посвятил Ричард в свой грандиозный (он так и сказал: "Грандиозный!") план. Сперва Окену эта задумка показалась бредовой. Да, он видел на въезде в город, как некий господин тащил убитую свинью.
– Э, нет. За городом искать не будем. Я знаю местечко, и не одно,
– закивал Пастуро.
Но идея все равно не нравилась Ричарду. А тем более, если этот человек и так может все провернуть, так зачем ему Ричард?
– Конечно же, из благотворительности. Хочется помочь тебе, бедняге. А еще, конечно, помощник нужен. Ты свиней-то видел хоть раз в жизни? Видел! Вот то-то и оно! Большие могут быть, заразы! А их на вес принимают! Понимаешь? На вес! Чем крупнее будет добыча, тем больше отсыплют меди. Дело верное. Вот увидишь!
Ричард все равно сомневался. И попросил время на подумать.
– Хорошо. Давай в полдень у...у...Ну давай у городского совета! Договор?
– Пастуро протянул руку.
И Ричард пожал ее. Договор.
– Я верю: у тебя большее будущее, парень! Какие сделки проворачиваешь! Буквально без плаща меня, бедного Пастуро, оставляешь!
– и насмешливый владелец выцветшего плаща скрылся в глубине переулков.
На счастье, Ричард примерно помнил, каким путем они двигались от городского совета. Возвращался Окен быстро: шорохи ("Крысы! Ну точно крысы!") подгоняли его пуще всего.
Весь оставшийся день он ходил задумчивый, взвешивая все "за" и "против". Это даже дядюшка Бауз заметил, но посчитал, что причиной тому размышления о гибели родителей. Ричард и вправду думал о них постоянно. Даже раньше прежнего в комнату, на матрац, вернулся, и повернулся к стене. Сон долго не шел, хотя и было тихо. Кузены и кузины вели себя как мышки, не донимая Окена вопросами. Он готовя был бы поклясться, что дом замер. Ну, почти: постоянно кричал малыш, которого тетя Сю никак не могла успокоить. Родители вечно кричавшего и недовольного становились чем дальше, тем угрюмее. Работа солнечным утром (а оно выдалось на редко светлым, но холодным) не придала радости дядюшке Баузу. Это даже Интендант почувствовал, и не стал донимать пекаря. А вот хлеб забрал, как и обыкновенно. За это время Ричард успел обратить внимание: ничем, ну совсем ничем взятая буханка не отличалась от оставшихся. Может, Интендант был очень опытным, и видел то, чего Ричард не мог заметить? Окен хотел было спросить об этом у дядюшки Бауза, но тот был таким хмурым, что Ричард побоялся. Бено, против обыкновения, тоже в основном отмалчивался. Бойкость и живость как будто взяли время на отдых, оставив парня с угрюмостью и печалью наедине.
Ричард догадывался, что дело в постоянно плачущем малыше, но почел за лучшее не заговаривать на эту тему. Он надеялся, что еще выдастся для этого времечко.
Ближе к полудню он направился к городскому совету. В этот раз шел он медленно, раздумывая: надо ему это или не надо. Несколько раз, честно говоря, он порывался развернуться и отказаться от идеи. Но будто ветер толкал его в спину: надо идти. Разок он даже вернулся с полдороги. Но - книга. Перед мысленным взором Окена появилась Та-Самая книга. Как он мог от нее отказаться? Ему в жизни не заработать два серебряных лефа! А у Пастуро уже есть один леф. Значит, он может отыскать и другой. Папа как-то говорил: "Где один медяк, там и второй. После, глядишь, третий появится, а за ним четвертый". Ричарду почудилось, что он услышал отцовский голос в порывах ветра. Он даже принялся вертеть головой, вдруг подумав: а если отец выжил? И сейчас говорит? Но его нигде не было. Только...не голос даже - воспоминание о голосе.