Воды любви (сборник)

Лорченков Владимир Владимирович

– Молдаване, – сказал голос.

– Знаешь что, – сказал Лоринков.

– Где здесь выход? – сказал он.

– Не горячись, – сказал еще один голос.

– Горячие молдавские парни, – сказал он.

– И ты цыц, – сказал второй голос первому.

– Начинаем отсчет, – сказал голос.

– Володя, помни, сколько мы потратили на обучение одного космонавта, – сказал голос.

– Я помню, – буркнул Лоринков.

– Помни, что на тебя смотрит вся Россия, – сказал голос.

– Что тебя слушает вся Россия, – сказал голос.

– И как мы материмся, тоже слышат? –

нездорово возбудился Лоринков.

– Хер там, – сказал голос.

– Для ботвы мы поставили запись, – сказал голос.

– Скажите, а перед Новым Годом такая же фигня? – спросил Лоринков.

– Ну, когда вы перед Кремлем, в полночь, и трезвый? – сказал он.

– Володя, – сказал тепло голос.

– Будешь много трындеть и совать свой нос, куда не следует, – сказал голос.

– Останешься на орбите, как космический мусор, – сказал голос.

– Виноват, – сказал Лоринков.

– Помни, твоя задача состоит в том, чтобы выполнить задачу, – сказал голос.

– И чтобы не ссать у меня, – сказал голос.

– Пацан сказал, пацан сделал, – сказал голос.

– Все сделаю, ваше благородь, – сказал Лоринков.

– Бухнуть можно? – спросил он.

– Пей на здоровье, – сказал голос. – Все от страха пьют.

– Буль-буль, – сказал Лоринков, отпив из грелки, которую прятал в скафандре, и в которой прятал спирт.

– Ну, Володя, будем прощаться, – сказал тепло первый голос.

– До свидания! – сказал Володя.

– Помни, на Марсе притяжение в сто раз больше нашего, – сказал голос.

– Поначалу тебе будет тяжело, но потом ты привыкнешь, – сказал голос.

– Первые десять лет будешь вкалывать, как раб на галерах, потом пойдут проценты, – сказал голос.

– Не давай много воли таджикам, не корми хохла чересчур обильно, и – держи прибалтов в черном теле, – сказал голос.

– Вас понял, – сказал Лоринков.

– Топливо проверили? – сказал главный инженер.

– Так точно, – сказал Лоринков.

– Ну, с Богом, – сказал голос.

– Двадцать, девятнадцать, восемнадцать… – начал он обратный отсчет.

Полковник ВВС ВС РФ Лоринков, никогда не садившийся за руль самолета, – именно так он и называл штурвал, за что его не пустили бы даже в кабину пилотов, – смотрел на оранжевые всполохи Байконура. Где-то, объятые пламенем, бегали казахи из заправочного отсека, которых просто забыли, а потом забыли потушить. Но казахов никто не считал. Как сказал полковник Лоринкову механический голос, русские на казахах отыгрывались за то, что русские были для Людей кем-то вроде казахов. А Людьми была таинственная и могущественная корпорация, подчинившая себе весь мир, и орудовавшая руками мировых правительств.

– То есть, и даже вы….? – спросил Лоринков, примеряя новую форму.

– И даже я, – грустно сказал голос.

– Но смотри у меня, – сказал голос.

Конечно, у голоса было тело. Просто оно было таким невыразительным, неприметным – ну так таких и набирали, объяснил голос, – что Лоринков предпочитал слушать голос. Да и второго руководителя проекта «И на Мрасе дубут бляблони вцетси» голос был куда выразительнее внешности,

хотя выглядел он, – признавал Лоринков, – более колоритно. Обычно голоса делились на Хорошего и Плохого, но так часто менялись местами, что Лоринкову, по сути, уже было безразлично, кто из них кто. Мусор, он и есть мусор, думал постоянный воспитанник комнаты трудных подростков отдела полиции города Кишинева номер 14 в 92—94 гг. Володя Лоринков. Кто был в тюрьме, тот не забудет, кто не был, не поймет, на, думал он. Журавли летят над нашей зоной, думал он. Хоп-мусорок, не шей мне срок, думал он. О чем это я, думал он. И улыбался двум мужчинам с выразительными голосами.

Так или иначе, а эти люди дали ему путевку не просто в жизнь…

На Марс!

* * *

…Участником космической программы по покорению Марса будущий полковник авиации Лоринков стал совершенно случайно. Можно сказать, против воли. Он стоял в то морозное утро – позже писал Лоринков в блокнотик, который собирался продать по возвращении с Марса издателям, – на Каширке. Или Пречистенке? А может, Химке? Лоринков не знал, он постоянно путал эти дурацкие московские названия, в которых могут разобраться только москвичи. Те самые, которые проносились мимо Лоринкова на дорогих автомобилях, лишь изредка притормаживая. Тогда Лоринков, прыгавший на обочине, как большая дрессированная обезьяна в оранжевой жилетке, бросался машине наперерез, стучал в окошко – очень нежно, чтобы не возбудить даже намека на недовольство владельца авто, – и кричал:

– Плитку кладу, заборы ставлю, – кричал он, окутанный клубами пара, потому что на улице было минус 25.

– Огород вскапываю, сантехнику ремонтирую, – говорил он.

– Все виды строительных работ, – говорил он.

– Стройка от «а» до «я», – говорил он.

Может, дела бы шли хорошо, – все-таки Лоринков разбирался в маркетинге, потому что работал охранником в маркетинговово-консалтинговой фирме, когда его уволили, – если бы не тысячи три узбеков и таджиков, которые подбегали к машинам вместе с Лоринковым. Они тоже предлагали услуги строительства от «а» до «я» и брали клиента низкой ценой и сплоченностью. Иногда случались курьезы. Бывший pr-менеджер и неудавшийся писательЛоринков, которого безработица заставила приехать унижаться в Москву – в письмах родным он, как и все молдаване, называл это «покорить столицу», – вспомнил блестящий джип, под колеса которого он едва не попал. Из машины вышел лысый и щуплый крепыш – противоречивый, как вся его внешность – и долго бил Лоринкова черенком от лопаты, который вынул из багажника. Крепыш явно был культурным человеком, потому что бил работягу не молча, а что-то рассказывал.

Лоринков не запомнил – там было что-то про «гламурный протест-лайт от маркетологов из ФСБ», «опять сорвали финансирование на Свободную прессу» и «революционные колонки в Снобе».…

Крепыш, бережно вытерев черенок курткой Лоринкова, захлопнул багажник. Сплюнул. Закурил. Прищурился. Стал очень похож на Горького. Сказал:

– Не обижайся, братан… – сказал он.

– Иногда залезешь в интернет, прочитаешь гадостей про себя, – сказал он.