"Военные приключения-3. Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
– Кто-нибудь, что-нибудь, - парировал Колычев.
– Слова-то все дамские, с кухни… Нет-с, мил-сдарь, не придут! Не бывало-с!
– У вас - не бывало-с, а у нас - будет!
– уверенно заявил Никита.
– Я, например, верю в человеческий разум!
– Разум? Эк, куда вас хватило, - с сожалением сказал Колычев.
– Ну при чем тут, помилуйте, разум? Разве речь идет о периодической системе элементов? Давайте ближе к жизни, господа. К реальной жизни, наполненной проходимцами, предательством и хамством. Так о чем бишь я? Вот взгляните, - он вытащил из ящика три карточки.
– Итак, мы с вами предполагаем, что ограбили лавку либо Васька Клыч,
– Он торжественно оглядел присутствующих и продолжал: - Не знаете? И я не знаю. Но, в отличие от некоторых здесь присутствующих альтруистов, верящих в "человеческий разум", я не знаю этого только пока. Пока! Итак! Я вызываю городового, велю доставить ко мне всех друзей вышеназванных господ, потом приглашаю еще двух городовых и приказываю бить этих друзей до тех пор, пока большинство из них не запросит пощады. Тогда я отсылаю городовых и предлагаю некоторым, мною избранным, освещать подозреваемых, следить за каждым их шагом. Как вы уже догадались, вопрос ареста - это уже не вопрос.
– Колычев вытер со лба пот и замолчал.
– Лихо, - сказал Коля.
– Отвратительно, - поморщился Никита.
– Кое-что в этом, конечно, есть, - Вася почесал затылок.
– Мужчинам только бы драться, - вздохнула Маруська.
– Значит, бить?
– спросил Бушмакин.
– Ну, тут Колычев прав, - сказал Вася.
– Не целовать же их. Они людей режут, а мы их - гладь?
– Вы же интеллигентный человек, - укоризненно сказал Бушмакин, не реагируя на замечания Васи.
– Нашу работу в белых перчатках не сделаешь, - ответил Колычев.
– Увы…
– Скажу так, - Бушмакин строго оглядел присутствующих.
– Кто хочет здесь работать - о мордобое забыть навсегда! За мордобой - ревтрибунал, уж я позабочусь! А тебе, Василий, вот что понять надо: кругом поднимается заря новой жизни. Ты что же, всерьез думаешь, что преступники этого не видят? Видят! И я рассматриваю нашу задачу так: направить их на путь исправления. Помочь им!
– Между прочим, девять месяцев назад господин Керенский выпустил всех, рвущихся к новой жизни, - с горькой иронией произнес Колычев.
– И что же? На свободе оказалось несколько тысяч опаснейших негодяев! Началось такое… Страшно вспомнить. И сейчас продолжается - вон молодой человек не даст соврать, - Колычев кивнул в сторону Коли и продолжал: - Нет, господа. Преступный мир - это преступный мир. Никогда никто и ни при каких условиях его не изменит и не исправит. Пока есть человечество, будет и преступность. Думать иначе - наивный вздор.
– Плохо же вы относитесь к человечеству, - усмехнулся Никита.
– Я с вами совершенно не согласен!
Снизу, из парадного, донеслось отчаянное треньканье звонка. Никита не договорил и вопросительно посмотрел на Бушмакина. Тот, в свою очередь, - на Колычева.
Колычев достал из кармашка жилета огромные золотые часы и щелкнул крышкой:
– Да уже десятый час, господа!
– удивленно сказал он.
– Это, вероятно, пришли лояльные новому правительству чиновники нашей канцелярии. Я вам потом расскажу о каждом. Поласковее с ними, господа, они очень и очень нам пригодятся!
– Коля, впусти, - приказал Бушмакин.
Коля убежал. Через минуту он снова появился - несколько растерянный и притихший. Следом за ним в кабинет ввалилось человек десять мужчин в форменной одежде департамента государственной полиции. Они столпились на пороге и молча уставились на Бушмакина и ребят.
– Это новое начальство,
– Мы разбираем действующие картотеки. Я полагаю, вы присоединитесь к нам?
Худой, высокий чиновник с университетским значком на груди переглянулся с остальными.
– Мы хотели бы знать, от какой партии новое начальство?
– спросил он.
– Какая разница, господа!
– сказал Колычев.
– Они хотят бороться с уголовниками, - это главное, я полагаю.
– Мы от партии большевиков, - жестко сказал Бушмакин.
– Устраивает?
– Как нельзя больше!
– улыбнулся худой и повернулся к остальным: - Поможем большевикам, господа?
– Он засучил рукава форменного сюртука и, словно дирижер в оркестре, взмахнул руками.
– Берегись!
– крикнул Колычев, но было уже поздно. Вся орава бросилась к ящикам с карточками.
– Стой, стрелять будем!
– закричал Бушмакин, выхватывая наган.
В ту же секунду худой профессионально ударил его по запястью ребрами ладоней, и наган с глухим стуком упал на пол.
Остальные бушмакинцы даже не успели обнажить оружие. Васю сбили с ног ударом стула по голове. Никиту кто-то ткнул лицом в шкаф, и он, закатив глаза, опустился на пол. Маруська забилась в угол и истошно визжала, а Коля, раскидав нападавших один раз и второй, на третий не сумел увернуться от приема - рука попала в "замок", и Коля врезался в старинную голландскую печь. Бушмакин попытался было дотянуться до своего нагана, но худой изо всех сил наступил ему на руку, и Бушмакин потерял сознание от боли. А потом началось столпотворение… Зазвенели стекла - озверевшие "служители правопорядка" выбрасывали ящики с карточками прямо на улицу. Кто-то поджег ворох бумаг, кабинет заполнили клубы черного дыма.
Колычев, взобравшись на свою лестницу и накрыв голову папкой, испуганно наблюдал за побоищем.
Наконец все было кончено. Чиновники потянулись в коридор. Худой остановился возле лестницы.
– Надеюсь, вы с нами, Колычев? По-моему, вы всегда презирали конформистов!
Колычев высунулся из-под папки:
– То, что вы сейчас сделали, - низость!
– О, господи, - худой шутовски взмахнул руками.
– Однако мы в неравном положении. Вы - высоко, и мне трудно вам отвечать… - Он резко вышиб лестницу из-под Колычева. Тот с воплем грохнулся на пол и остался недвижим.
– Подумай, мразь, - с ненавистью сказал худой и ушел, хлопнув дверью.
…Первым очнулся Бушмакин. Рука распухла и напоминала пышку с повидлом. Бушмакин поднялся, кряхтя и охая, взял со стола графин и, приводя в чувство своих товарищей, начал поливать всех по очереди: Колю, Васю, Никиту и Колычева. Потом отпил из графина. Увидел Маруську. Она по-прежнему сидела в углу.
– Что же ты?
– укоризненно сказал Бушмакин.
– А еще красный милиционер. Где наган?
– Вот, - тихо сказала она.
– Я хотела в них выстрелить, да у меня сил не хватило взвести курок.
– Ничего, Маруська, не тушуйся, - вздохнул Бушмакин.
– Не смогла, так не смогла. Мы тебе потом браунинг организуем за то, что сумела сохранить боевое оружие. А себе и всем остальным назначу по десять суток ареста - за утрату революционной бдительности и револьверов. Плохие мы еще сыщики, Маруська.
Приподнялся и сел Колычев. Увидел Бушмакина, улыбнулся через силу:
– Дали нам перцу. А что вы хотите? Они всю жизнь этим занимаются, а вы - первый день… Сколько еще времени пройдет, прежде чем вы освоите хотя бы азы сыскного дела.