"Военные приключения-3. Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
– А мы с дежурства! Глядим, Марь Иванна наших ведет! Ну, думаем, будет дело! Картины идете глядеть?
– затароторил Вася.
– Угадал, - кивнула Маша.
– Давайте с нами?
Вася и Никита переглянулись.
– А что, - сказал Никита.
– Живопись в принципе облагораживает людей нашей профессии. Скажем, мадонна Рафаэля. Или Леонардо да Винчи.
– Это точно, - кивнул Вася.
– Мне, если хорошую книгу прочитаю, целую неделю даже рюмки водки на дух не надо!
Милиционеры сгрудились вокруг Маши.
– Кто был
– спросила Маша.
– Я, - поднял руку Никита.
– Один раз, еще до революции.
– А мы не разу!
– сказал Макаров.
– Тогда вас ожидает большая радость. Потому что встреча с настоящим, большим искусством - это всегда радость… Вы увидите картины лучших художников мира. Они смеялись и печалились, жили и умирали, как все люди, как мы с вами, только разница в том, что свою радость и печаль, свои мысли они навсегда оставили нам и будущим поколениям в своих картинах, чтобы люди из года в год, из века в век становились добрее и лучше.
– Так получается, - заметил Вася, - что задача у художников сродни нашей, милицейской, а?
– Ну, это ты загнул, - сказал Никита.
– А я, товарищи, вот что хочу дополнить. Внутри ничего не трогайте, не сорите, ты, Макаров, семечки грызть любишь, так вот - забудь! Тут ведь какое дело… Мы с вами, как это верно заметила Мария Ивановна, умрем, а Эрмитаж будет служить людям вечно!
…Милиционеры разбрелись по залам. Вначале Маша пыталась им что-то объяснить, задерживала их внимание на тех или иных картинах, а потом, поняв, что это лишнее, замолчала.
Вася сосредоточенно изучал "Данаю" Рембрандта. Он нагибался к самой картине, приводя в ужас смотрительницу зала, щурился, приседал, словно хотел преодолеть незримый барьер между собой и толстомясой Данаей, войти в картину и остаться в ней навсегда. Никита сказал ему об этом, но Вася даже не обиделся, настолько он был увлечен.
А Макаров стоял перед мадонной великого Леонардо и… поправлял прическу: стекло на картине служило ему зеркалом! Маша подошла, сказала, скрывая возмущение:
– У вас дома зеркала нет? Я вам подарю.
– Зачем?
– удивился и обиделся Макаров.
– Вы, наверное, думаете: дуб Макаров и даже - стоеросовый? Ладно. А вот у женщины этой ногти, между прочим, обгрызены!
Маша презрительно посмотрела на него:
– А вот когда невежество превращается в грубость, - это совсем плохо, товарищ Макаров!
– А вы вглядитесь, - сказал он, улыбаясь.
Маша посмотрела и… ахнула.
– В самом… деле… - она растерянно взглянула на Макарова.
– Как вы заметили? Вы не обижайтесь на меня, ладно?
– Чего уж там, - великодушно махнул рукой Макаров.
– Профессии у нас с вами разные, Марь Иванна.
И оттого, что он так просто назвал ее, Маше стало совсем хорошо. Она вдруг подумала о том, что минуты полного расслабления, отдыха очень редки у милиционеров, у ее Коли, а она да и другие жены, наверное, не всегда считаются с этим. А такие минуты надо по-настоящему
Через несколько дней в клубе милиции состоялся вечер спайки. Зал заполнили нарядные горожане и милиционеры. Духовой оркестр управления исполнил "Интернационал". Потом на сцену поднялся Макаров и сказал:
– Только что в Петроград с Поволжья прибыли голодающие люди. На них страшно смотреть, товарищи, - Макаров захрипел от волнения, но взял себя в руки и продолжал: - Они хотят спастись от смерти, и я прямо заявляю вам, что если мы останемся глухи к их стонам, - наши дети проклянут нас за такой поступок и не будет нам прощения в веках!
– Чего ты нас срамишь?
– донеслось из зала.
– Ты об деле говори!
– И скажу!
– крикнул Макаров.
– Мы, сотрудники Петроградского УГРО, по согласованию со своими домашними обязуемся отдать все необходимое из своего пайка, чтобы прокормить двадцать человек!
Зал зааплодировал.
– Во мы какие!
– выкрикнул Вася.
– Кто ответит?
Рядом с Макаровым встал Ганушкин, сосед Коли.
– Рабочий класс присоединяется, - сказал он.
– Мы, балтийцы, берем на полное пищевое и вещевое довольствие сто человек!
И снова зал взорвался аплодисментами, а Вася крикнул:
– Качать товарища Ганушкина за вопиющее бескорыстие!
Под общий смех Вася схватил огромного Ганушкина и попытался поднять, но не удержал и уронил в оркестр. Зал застонал от хохота.
Потом на трибуну поднялся Бушмакин.
– Что значит спайка, товарищи?
– спросил он негромко.
– Мы так понимаем, что это единение и взаимная честность. А поэтому я приглашаю на трибуну всех желающих и прошу честно высказать все замечания и пожелания в адрес Петроградской милиции.
– Все-все-все?
– недоверчиво спросил кто-то.
– Все, - подтвердил Бушмакин.
– А кто пьет и взятки берет?
– Валяйте.
– А вы меня посодите!
Зал снова взорвался хохотом.
– Если не облыжно - спасибо скажем, - крикнул Бушмакин.
– А наш квартальный чужих жен отбивает, - сообщили из зала.
Раздался смех. На трибуну поднялся нескладный, плохо одетый человек.
– Зачем вы зубоскалите?
– начал он с болью. Зал сразу же притих.
– Если у кого есть справедливый упрек - скажите. А я вот хочу от самого сердца поблагодарить покойного товарища Сивкова… Он - мертвый, а я благодаря ему - живой. Они жизнь свою за нас отдают…