Волчья кровь. Цена омеги
Шрифт:
— Потому что, если ты поедешь, — произношу нарочито мягко, демонстрируя, как она меня уже допекла, — тебе снова придётся видеть трупы. А я не хочу, чтобы ты это видела. Ясно?
Её губы приоткрываются, но молчит. Она просто кивает и заходит в открытую мной дверь.
Я сжимаю челюсти, глядя ей вслед, затем бросаю короткое «я скоро» и запираю дверь снаружи.
Проволочки. Гребаные проволочки. Надо было все-таки везти её в багажнике, чтобы закончить это дело быстрее. Но я не смог и уже этого не сделаю. Её запах… Её голос… Этот упрямый взгляд.
Выхожу и забираюсь в машину. Надо уже привезти эту гребанную кошку и рвануть в Черногорию.
Спустя полчаса дороги я поднимаюсь в квартиру Сташи, уже ощущая присутствие Серебристых. Раздеваюсь полностью, оставляю одежду на лестничной клетке и обращаюсь. Эти псы пожалеют, что явились сюда.
9. ?
Сташа
Йована долго нет, и я начинаю волноваться. Нет, я не умру здесь от голода или жажды. Однажды придет обслуживание, и меня откроют. Но мне страшно за него. Вдруг у меня в квартире его ждали? Что, если на этот раз нападет больше, чем двое? Он справится?
Становится так тревожно, что аж тошнит. Время загустевает, точно смола. Меряю небольшую, просто обставленную комнату шагами, не находя себе места.
По ощущениям, проходит пара часов. За окном в щелку между задёрнутыми шторами выглядывает мазутная тьма.
Внезапно по комнате разносится звук скрежета ключа в замке. Я подлетаю к двери, которая распахивается, и на пороге номера показывается Йован. В одной руке у него моя рабочая укладка, в другой — моя дорожная сумка, в которой что-то шевелится. А сам он… еле стоит на ногах. Черная футболка на груди лоснится от пропитавшей её крови, алые потеки пробегают из-под рукавов кожанки и каплями срываются с пальцев.
Йован делает пару грузных шагов в номер и ногой захлопывает дверь, едва не теряя равновесия.
— Ты весь в крови! — от волнения говорю очевидное.
— Это неважно, — хрипло отзывается Йован и бросает сумку на кресло. Вручает мне укладку. — Сейчас мне нужен душ.
С этими словами он направляется к боковой двери в номере. Я застываю в нерешительности. Его шаги гулко отдаются в голове, а перед глазами стоит черная футболка, насквозь пропитанная кровью. Эту кровь надо остановить! Из сумки доносится недовольное «мяу». Открываю молнию, чтобы Герда выбралась, но не могу уделить ей больше внимания. Прости, Герда, Йовану нужно помочь как можно скорее!
За дверью загорается тёплый свет, я слышу шум воды. Захожу — Йован стоит спиной ко мне, медленно снимая с себя футболку. Забываю вдохнуть. В бедрах застывает дрожь. Я жадно скольжу взглядом по его телу. Широкие плечи, рельефные мышцы запятнанной кровью спины — всё в нём дышит силой. Первобытной и хищной.
Йован раздевается полностью, и входит за стеклянную загородку в душевую, а я заставляю себя отвернуться. Это выглядит слишком горячо, слишком меня смущает и соблазняет. Но я не выдерживаю, поворачиваюсь снова, когда он начинает
Вода на полу окрашивается в алый, но кровь быстро смывается. А раны на теле Йована перестают кровить. Вскоре он выключает воду.
— Долго будешь смотреть? — с издевкой спрашивает он, не оборачиваясь. — Сташа, ты так и будешь стоять, или все-таки подашь полотенце?
Я вздрагиваю, осознавая, что засмотрелась. Хватаю первое попавшееся, подхожу к душевой, с горячими щеками.
— Вот… — протягиваю Йовану, стараясь смотреть в пол, но взгляд подло выхватывает его мужское достоинство. Достойное. Внушительное достоинство.
Йован небрежно повязывает полотенце себе на бёдра и выходит из душевой.
— Порядок, — произносит он рокотливо.
— Нет, не порядок, — бормочу дрожащим голосом, пытаясь скрыть смущение. — Тебе нужно обработать раны.
— Как скажешь, — отвечает он с лёгкой улыбкой, словно это его вовсе не волнует.
Он заходит обратно в номер, садится в кресло и откидывается на спинку. Выглядит как хозяин жизни. Кровотечение уже прекратилось, так что я собираюсь только протереть кожу антисептиком. Надо признать, раны на теле Йована слишком быстро затягиваются.
— Это ненормально, — шепчу себе под нос, касаясь его плеча ватным тампоном.
— Для меня нормально, — отвечает Йован, и я снова замираю. Его взгляд пронзает меня насквозь, как будто он видит всё, что я пытаюсь спрятать.
Йован берет меня за талию обеими руками и тянет к себе. Я не успеваю понять, что происходит, как оказываюсь у него на коленях, в его объятиях. Его собственный мужской аромат окутывает меня — свежий, тёплый, дикий. Разум кричит, что надо остановиться, но тело словно тает от каждого его прикосновения. Я не могу сопротивляться его натиску.
— Йован… — произношу на выдохе, но он уже касается моих губ своими в горячем, требовательном, обжигающем поцелуе.
Весь остальной мир мгновенно растворяется в огне моего желания. У меня кружится голова, тело перестает слушаться. Я теряю контроль, и все, что остается — это Йован, его руки, его губы, его дыхание.
10. ?
Сташа
Йован прижимает меня к себе. Его губы ласкают мои. Требуют и дразнят. Одна его рука зарывается в волосы на затылке, другая скользит вниз по спине, обхватывает и сжимает ягодицу. Он крепко держит меня, не давая отстраниться.
По коже бежит дрожь, дыхание рвется, внутри печет, точно насыпали углей. Йован спускается поцелуями по шее, его горячее дыхание обжигает и щекочет. Из груди рвется стон, и я не сдерживаю его.
Мужчина вдруг останавливается, подхватывает меня под бедра и встает с кресла вместе со мной, будто и не был ранен каких-то полчаса назад. Он доносит меня до кровати и опускает на неё. Меня немного пугает его сила, но черный, как гроза, взгляд подчиняет волю.
Привстаю на локти, ощущая дикое волнение и одновременно выжигающее все на своем пути возбуждение.