Володарь железного града
Шрифт:
Уложили.
Молотом подбили и в стыки костыли загнали, а поверх ешо и полосу молотами забили. Дорога хоть из древа, но полоса, что поверх идёт, из уклада кована, в палец толщиною! Это же сколь серебра ушло, а ну как поганые уворуют. Было ужо такое. Один холоп полную суму гвоздей набрал и перелесками хотел уйти. Дурак и есть! Нас пять десятков конных сторожат и этот ешо, Борис опасливо посмотрел на небо.
Где-то под облаками, висел пилот на Змие Горыныче. Борис понимал, никакой не змей. Всего лишь набор из тряпок и реек. Но сделать с собою ничего не мог и, видя висящего в небе отрока, каждый раз крестился. Хотя однажды сам видал как «пилота» с дороги запускали. Трос к циклопеду подцепили и тот «газу». А мы стоим рты раскрывши, смотрим,
— Не зевай! — Вторак, крановщик, окрикнул его. — Цепляй крюк то. Хорош ужо ворон считать!
Ох, и не заметил, как очередь подошла.
На обратном пути к Борису споро подскочил отрок-логист и сунул в руки горшок медный с горячими щами, тушеным с гречою маргачем[i] и ароматным хлебом. Только и крикнул:
— Порожний иди.
Хитро сделан горшок то. Крышка в нём заместо тарелки, хлебово и мясо разделены. Ложки и вилки упрятаны, сбоку. Удобно, что ни говори. Трапезничаю завсегда на обратном пути. Кукушка умная кобыла, без указки идёт. Хотя и не всегда без груза возвращаюсь. Бывает грузят мешки с известью, уклад, трубы каменные для мостов. Логист сказывает, где надобно груз скинуть на платформы промежуточные, цифирью подписанные. Откуда его другие возницы забирают.
Борис потянул ноздрями ароматный запах из котелка. Добре! Зря всё же на князя наговариваю. У кого ешо так добро хлопов кормить будут? Когда в Яузских Мытищах слух пошёл, что полон купил князь Глуховский многие перекрестились, вот и у меня камень с души упал. Уже лучше к своим князьям холопом кабальным, чем к басурманам в услужение. От Москвы, насадами да ладьями малыми свезли до Коломны, а оттудова пошли на вёслах вверх по Оке-реке, после по Зуше, до самого Новосиля. На пристани посадили полон в телеги, кои те самые циклопеды, по лежням из древа повезли в лагерь из юрт, да палат ветошных. Князь туда вскорости приехал, речи говаривал красные. Мол, работайте добро и через три лета из кабалы освобожу. Посажу на землях своих и будете аки сыр в масле кататься. А пока же гостинец надобно ладить, ибо поистратился на вас.
Оно и понятно. Мужики с соседнего отряда сказывали, что видали как лари с медью таскали поганым и ларей тех, без счёту. Говорят и то, будто князь полон Смоленский увесь выкупил, даже в Орду за кем-то гости поехали. Слухи идут. Осьм-на-дцать тысяч гривен отдал! Ежели так, поклон ему земной. А гостинец всё же добрый. Быстро ладим, а всё потому, что мосты загодя ставят и полоса железна не дурь, как усе поначалу думали. Потребна она, дабы по ней телег тянуть больше и быстрее. Не сразу наши мужики сие уразумели. Вона, по первой спор старшине артельному, Никифору продули. Сказывали: «Зачем, мол, уклад переводить на лежни, ужель древо хуже?» Дык, что думаете. Показал нам, не поленился. По рельсу лошадь утянула десяток вагонов с глиною, а по лежням вполовину меньше и то, едва не надорвалась. Чудно!
Живём покуда, в тех же шатрах. За работу нама каких-то баллов начисляют. Мужики Новосельские, что с нами работают, сказывают, в лавке при острожке на каждый бал можно добра взять аки на два или три резана. Правда нас тута штрафуют нещадно, особливо за гигиену. Не больно много их остаётся. Только попробуй кучу у дороги наложить! Считай день зазря работал. Воду пить только кипячёную, руки мыть мылом по три раз в день. А зато прочие заботы с нас сняли.
Бабы порты стирают и хлебово варят, отроки прочую мелкую работу ладят. Чад малых держат в саду каком-то, порою и баб туда пускают, проведать. Усех холопов по прибытию расспросили кто, да из какого погоста родом и в книжицу писали сие. Многие своих сродственников нашли, а седмицу назад и меня обрадовали. Жинка нашлась, при седьмом отряде! И брат старшой, но тот далече, где-то под Лужею гостинец ладит.
Вечерами же буквицу и цифирь латинскую учим. Лучшим
* * *
Палаты московских князей с незапамятных времён рубили на самом высоком месте Боровицкого холма. Вслед за стенами, завершалась и стройка великокняжеских хором. Палаты не только занимали местоположение, господствующее над всей видимой окрестностью. Ещё окутанные лесами они уже выделялись красотой резного орнамента, подчеркивающего мощь и величие новой власти. Сложная, вычурная резьба с приподнятым рельефом и причудливыми узорами из переплетений трав, зверей и птиц дополнялась изображениями фантастических существ: сирен — полуженщин-полурыб, сиринов — птиц с женской головой, львов и более древних элементов из дохристианской Руси. Резчики старались. Где как не здесь можно показать лицо — вершину своей профессии. Аккуратно резали косицы и прямчи, зубчики, городцы и киотцы. С любовью выводили желобки и звёздки, огневики, маковицы, грибки и кляпыши.
Правда с полётом фантазии уже было строго. Гайки крутили потихоньку и зазевавшегося мастера, режущего бесов али травы не по византийскому канону, порой ждали плети от служек митрополита. Последний и сам частенько бывал на стройке. Следил, дабы чего лишнего не сваяли в княжеском доме. И тем не менее век XIV, далеко не XVI. Черт традиционной русской культуры выхолощенной, выродившейся в более позднем каменном строительстве, хватало. А ещё всюду царила раскраска яркими, сочными красками — резные столбы и ставни окон, ворота, фронтоны, подшивка свесов крыш, мезонины, балконы, ставни наличников.
В палатах Великого Князя Владимирского Семёна Ивановича пахло свежим деревом, маслом и красками. Давно уж разрешились дела в Орде, удержал он за собою ярлык, но на душе было неспокойно, гадко. Огромный кусок рязанской земли, выскочивший словно чёрт из табакерки глуховский княжич, выдернул у него из-под носу. Не досталось князю и Смоленского полона, а на него столько было надежд. Москва, подобно Римской империи цвела и пахла только при регулярном притоке населения, любая стагнация тут же вызывала откат. Но самое хреновое, вдвое упали цены на дорогое железо, лишив княжеский дом Даниловичей внушительной доли дохода от перепродажи персидского уклада. Весной ещё куда не шло, а летом бах и всё, словно отрезало. Глуховское железо в широких полосах, полуподпольно расползавшееся по Руси, оказалось дешевле и куда лучше качеством.
Н-да. Больно много этого князя округ стало, даже тут, в его палатах. Князь осмотрелся. Резные стулья из черна дуба из мягкой, обитой замшей лосиной кожи. Ларь для книг со стеклянными дверцами, зеркала, лампы, светившие словно сотни свечей, яркие и недорогие краски, бумага и даже цветной сургуч… Помимо его слов и воли эта ржа перла со всех щелей, вытесняя прежний уклад и он, Великий князь, ничего с этим не мог поделать, оттого и злился.
До заката Солнца в палатах собралась элита, официальная и не очень власть всей Северо-Восточной Руси. Боярин Василий Протасевич от старых, бояре Остафий Олексич и Алексей Петрович хвост Босоволков от служилых, Порей Лукинич от, скажем так, нейтральных, Братья великого князья Иван и Андрей Ивановичи, митрополит. Узкий, очень узкий круг. Из гостей разве что Колыван Вышатич, боярин, перебравшийся в Москву после провала «миссии» в Новгороде и тарусский князь, Юрий Всеволодович. Эдакая коллективная Бабая-Яга вышла, играющая против одного всем ненавистного персонажа.