Воля богов!
Шрифт:
– - Ну, раз никто ответить не хочет, скажу я. Ты, Атреич, недавно шутил по поводу моей смелости и сравнивал меня с сушёным сверчком. Ну, я тогда тоже пошучу: Зевс тебя действительно недолюбливает, если, дав корону, не дал того, на чём её носят. Иначе не стал бы ты нам делать таких предложений. Ты что, действительно думаешь, что мы сейчас побежим из Трои, станем посмешищем для всего мира? Тебя никто не держит. Беги, если тебе охота. А мы все останемся и будем воевать, пока не разгромим врагов. Я, по крайней мере, останусь. Даже если все греки окажутся такими же трусами как ты, я со своими аргивянами останусь здесь и сумею защитить честь Эллады.
Присутствовавшие зашушукались, удивляясь дерзости Диомеда. Агамемнон чуть было не вспылил, но, вовремя вспомнил, к чему приводят эти вспышки, и сдержался.
Слово взял Нестор. Как обычно, хорошенько прокашлявшись, он сказал:
– - Ты, Диомед Тидеевич, воин славный, герой всеми уважаемый, в бою тебе равных нет, и умён не по летам, потому и в совете даже самые почтенные люди к твоим словам прислушиваются, и никто тебе никогда
Вежливая речь Нестора была Агамемнону так же неприятна, как и грубые слова Диомеда, но не признать правоты обоих он не мог. Сейчас, когда гнев не застил ему разум, он мог рассуждать вполне здраво и понимал, что, как ни велико его войско, как ни много славных героев состоят под его началом, его успех целиком зависит от маменькиного сынка Ахилла и от папенькиной дочки Афины. Ради общего дела приходилось с этим мириться. Агамемнон, насколько мог, отбросил царскую гордость, смиренно склонил голову и ответил:
– - И не говори, Нелеевич. Не знаю уж теперь, что на меня нашло. Видать, действительно блат есть на Олимпе у Ахилла и его мамаши. Вот он и отыгрался. Ладно, я готов извиниться. Дам ему золото, треножники новые, коней, что мне на скачках уже немало призов принесли, верну ему его пленницу, к которой я, кстати, ни разу не притронулся, и ещё семь таких же красавиц добавлю. А после победы отдам ему столько троянского добра, сколько его корабль сможет увезти. И двадцать троянок любых, какие ему самому понравятся, кроме только Елены Прекрасной. А когда домой вернёмся, выдам за него любую свою дочь. У меня их ещё три или четыре осталось, и дам в приданое семь городов, и сделаю своим наследником. Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы он перестал на меня злиться? Я готов пойти ему навстречу, пусть уж и он мне навстречу пойдёт. Я ведь всё-таки старше и по возрасту, и по званию.
– - Да, - задумчиво сказал Нестор, - в жадности тебя после этого никто не упрекнёт. Пусть Ахиллу теперь сообщат твои предложения те, кого он сам особенно почитает. Вот, Одиссей Лаэртович и Аякс Теламонович - они его друзья, он с ними завсегда советовался. И Феникс Аминторович - воспитатель его и учитель. Феникса Ахилл обязательно послушает.
Выбор Нестора собрание дружно одобрило, и старик подробнейшим образом проинструктировал делегатов. Он наговорил им столько советов, что под конец исчерпал весь свой запас слов и объяснялся с помощью жестов и подмигивания.
Обременённые инструкциями и советами делегаты отправились к Ахиллу. Чем ближе они подходили к его палатке, тем громче слышались леденящие душу звон и завывания.
Слава греческого войска Ахилл производил совсем не героическое впечатление. В своей большой, обложенной пёстрыми коврами, обвешанной зеркалами, обставленной золотыми светильниками и мягкими креслами палатке он лежал на кровати в позе, изображающей печаль и тоску, и придавался грусти, задумчиво бренча на трофейной, очень дорогой и красивой, но совершенно не настроенной форминге и распевая романсы собственного сочинения. До прихода гостей единственным слушателем был Патрокл - лучший друг Ахилла, настолько преданный, что не оставил его, даже когда он играл на лире.
Увидев вошедших делегатов, славный герой перестал терзать ни в чём не повинный инструмент и изобразил на лице одновременно страдальческую и милостивую улыбку. Он действительно был рад новым свидетелям своей печали.
"Проходите, друзья!
– сказал он.
– Я знаю, что вы пришли не для того, чтобы поддержать меня в трудный час моей жизни. Знаю, кто и зачем вас прислал. Но даже в таком качестве я рад вас видеть".
Эта речь явно была подготовлена заранее, обычно Ахилл выражался проще. Конечно, он ждал, что к нему придут, и ждал с нетерпением. Он, хоть и обещал немедля отправиться домой, специально остался, чтобы дождаться этого момента, и теперь наступали самые счастливые минуты его жизни: минуты, когда обидчик приполз к обиженному на брюхе. Многие мечтают об этом, но очень немногим удаётся до этого дожить. И хорошо, что не удаётся, ведь очень трудно повести себя в такой ситуации достойно, сохранить после этого уважение окружающих и не дать поводов для насмешек, презрения и мести.
Ахилл хотел растянуть минуты своего торжества как можно дольше, поэтому он не стал сразу говорить о деле и велел Патроклу принести вина и приготовить хороший ужин. Делегаты уже поужинали, и им было сейчас не до выпивки, но от гостеприимного предложения
Лишь когда жареное мясо уже было разложено по тарелкам, а вино разлито по кубкам, делегаты перемигнулись, и Одиссей заговорил:
– - Спасибо за угощение, но мы, как ты уже понял, пришли не за этим. Троянцы стоят под самыми стенами нашего лагеря. Гектор как с цепи сорвался и, похоже, Зевс ему помогает. Ждёт - не дождётся утра, чтобы пожечь наши корабли и всех перебить. Ты мог бы нас спасти, если бы решил вернуться в строй. Иначе ты пожалеешь когда будет уже поздно. Не этому тебя учил твой отец. Он не был таким великим героем как ты, но он никогда не бросал товарищей в беде. Агамемнон просит у тебя прощения. Он готов загладить свою вину.
Одиссей в точности перечислил все те дары, которые обещал Агамемнон. Пока он говорил, Ахилл как мог изображал на лице равнодушие. Когда же пришло время отвечать, он заговорил с уже не скрываемым торжеством:
– - Скажу сразу откровенно и прямо, чтобы этот разговор бесполезно не затягивать. Раньше надо было об этом думать. Где вы все были, когда эта сволочь надо мной постоянно издевалась? Кто больше всех в нашем войске трудился для славы Атреевичей, кто за ихних жён себе анус больше всех рвал, кто ночи не спал, а все дни проводил в битвах? Я за это время штук двадцать городов захватил. Мне кто-нибудь сказал за это спасибо? Кто всё время в лагерь с горами трофеев возвращался, будто птичка к птенцам с червяком в клюве? И каждый раз вместо благодарности получал истерики и скандалы. Агамемнон всё себе забирал и раздавал своим дружкам, а мне только то, что ему казалось лишним. И всякий раз сцены мне устраивал, я де без приказа на варваров напал. Так что ж он приказов таких не отдавал? Мы сюда воевать пришли или в лагере как идиоты торчать? Сам он хоть раз какой-нибудь город захватил? Только и умеет, что на других наезжать. А теперь уже до того обнаглел, что пленниц у меня отнимать начал. А ведь мы все из-за чего сюда пришли? Потому, что кто-то у его братца жену увёл. Выходит, только у Атреевичей жён уводить нельзя? Мужской гордости ни у кого кроме них тут нет? Я, может быть, эту, - тут Ахилл на мгновение задумался, обнаружив, что не знает имя пленницы, которую забрал себе Агамемнон. Вроде она говорила, что её отца зовут Брисом, а как её саму зовут, он не спросил, - которая дочка Бриса - я её, может, больше жизни любил, как если бы она мне жена была. А он её забрал и теперь, небось, с ней развлекается. Думает, я её обратно возьму? Пусть дурака ищет! Достало! Хватит! Считаете, что я воюю неправильно, так я вообще никак воевать не буду. Вы и так справляетесь. Стену, я видел, вчера построили. Думаете, она Гектора остановит? Мечтать не вредно! Теперь-то он вам покажет! Это пока я за вас воевал, он из города носу высунуть не решался, а теперь-то он уж развернётся. Я ему больше не враг. Моя служба закончилась. Завтра сажусь на корабль и уплываю к себе домой. И вам то же самое советую сделать, если у вас ещё гордость осталась. Агамемнону всё равно надо над кем-то издеваться. Не будет меня - над вами станет. Я ведь не для себя стараюсь, я не только свою честь защищаю, но и вашу - вы-то сами трусите ему поперёк говорить. Вот он вас ко мне и послал. Сам-то побоялся мне в глаза посмотреть. Хвост поджал, заскулил, как собака побитая. Купить меня захотел. Но я у него ничего не возьму, так и передайте. Хоть он мне все сокровища мира предложит! Никогда больше с ним никаких дел иметь не буду. Всё! Его для меня не существует. Раз он меня оскорбил, обобрал - второго раза не будет. И дочери его мне не надо. Один раз он уже называл меня женихом своей дочки - использовал меня гад как приманку, до сих пор вздрагиваю, как вспомню, в какое он меня тогда положение поставил. Пусть бы его дочери хоть красивей Афродиты и умней Афины были - даром не надо, пусть других желающих ищет, кто знатнее и послушнее. Мне мой папа дома какую угодно невесту найдёт, за меня пойдёт всякая. И заживу наконец как человек. И не надо мне никаких троянских сокровищ. Да и откуда там сокровища после нашей-то осады - они всё проели уже давно. Сокровища дело наживное, можно и без них прожить, а вот если помру, то никакие сокровища мне не понадобятся. Мне мама с самого начала говорила, что убьют меня здесь, а если вернусь, то доживу до старости. Короче, езжайте-ка и вы тоже по домам. Сами видите: Трою вам не взять - ей сам Зевс помогает. Я-то по крайней мере завтра уплыву. И Феникс, вот, тоже. Кстати, Феникс, оставайся у меня ночевать, чтобы тебе завтра корабль не пропустить. Или ты не хочешь со мной домой ехать?
– - Что ты, сынок!
– ответил старый Феникс.
– Если ты уедешь, как же я без тебя один тут останусь?! Нет, сынок...
При слове "сынок" на глазах у Феникса выступили слёзы. Ахилл действительно был для него почти сыном. Своих детей у Феникса быть не могло. Когда он был ещё молод и жил с родителями, его отец стал слишком много внимания уделять юной невольнице, и мать уговорила Феникса соблазнить девушку, чтобы она предпочла его старому отцу. Феникс сделал это, и оскорблённый отец наложил на него проклятье - Феникс стал бесплодным. Он не решился поднять руку на отца, но и жить с ним вместе после этого больше не мог. Ночью он сбежал из дома и пришёл просить защиты к Пелею, который тогда ещё не был отцом Ахилла. Пелей принял его у себя, дал ему землю и оказывал всяческое покровительство. Позже, когда родился Ахилл, а Фетида ушла от Пелея, Феникс взял на себя заботу о маленьком царевиче и относился к нему, как если бы это был его сын. Последовал он за Ахиллом и к Трое. И сейчас ему больно было видеть, как его воспитанник, самый любимый в его жизни человек ведёт себя как капризная примадонна. Это был позор не только для Ахилла, но и для Феникса, так его воспитавшего.