Воля Небес
Шрифт:
Похоже, на этом мой Путь подошёл к концу.
Странно. В этот последний миг, когда смерть уже дышит в затылок, я чувствую не страх, а недоумение. Зачем Сакура активировала талисман? Какой смысл в этом океане духовной энергии, если моё тело вот-вот рассыплется прахом?
Звуки исчезают один за другим, и в этой звенящей тишине из глубин памяти всплывают слова Аранга,:
«Достигнув предела, нужно отпустить прежнюю форму. Когда придет время, помни — лотос не страшится огня. Пять лепестков, пять стихий — лишь познавший их единство сможет пройти сквозь очищающее пламя.
Тогда, в Долине Пяти Бессмертных, эти слова казались очередной мудрёной загадкой. Теперь же… Что если конец пути в смертном теле — это не конец, а лишь преддверие чего-то большего?
Страшно… Страшно отпустить то единственное, в чём я был всегда уверен — свою материальную суть. Кем я стану? Что останется от меня прежнего? И главное — достоин ли я подобного дара? Может, это всего лишь предсмертное помешательство, и я хватаюсь за соломинку?
Перед внутренним взором проносится весь мой Путь. Лесные Холмы. Кровь и пот тренировок. Лица друзей и врагов. Демоны и люди. Взлёты и падения. Месть, что вела меня вперёд, пока я не понял — есть нечто большее.
И сейчас… сейчас, когда моё тело умирает, а в сердце пульсирует невиданная мощь пяти стихий, я наконец осознаю — всё это было не просто так. Каждый шаг вёл меня именно сюда, к этому моменту.
В одном проклятый Альдавиан был прав. Простые люди не должны платить столь высокую цену за мою месть. Империя не имеет права рассыпаться после всего, что она выстояла.
Я слишком многое видел, слишком многое понял, чтобы позволить этому случиться. Пусть я не знаю, что ждёт меня по ту сторону пламени. Пусть боюсь потерять себя. Но если есть хоть малейший шанс уберечь то, за что мы все сражались — я должен рискнуть.
И я делаю последний шаг в неизвестность.
Последние капли жизненной энергии неумолимо тают, создавая опасный дисбаланс с океаном бушующей внутри Ки. Интуиция, что столько раз спасала меня в битвах, подсказывает единственный путь — я направляю все пять стихий внутрь, позволяя им сжигать моё тело слой за слоем, пока не остаётся лишь израненное ядро.
Смотрю на трещины в своей сути без страха или стыда. Каждая отметина — история. Здесь — убийство в Академии возницы Теней, бросившего мне в лицо, что сестры уже не стало. Впервые тогда этот страх проник в мою жизнь. Тут — яд предательства со стороны Солнечных Воронов. А эта рана — от осознания, что я опоздал спасти Лин. Другой рубец — оставлен смертью Ёнэ, отдавшего за нас с Каору свою жизнь.
Жизнь калечит каждого из нас. Нет среди людей тех, кто не носил бы своих шрамов, потому что без страданий нет самой жизни. Эти раны и делают нас людьми. Важно лишь то, чем мы заполняем эти трещины — тьмой или светом.
Сам этот выбор и лежит в основе нашей сути.
Что же выбирал я на своем Пути, который привел меня к этой точке?
Любовь к семье. Моя дорога — не череда побед и поражений, а цепь семейных уз. Тревога в глазах матери, когда я уходил искать Лин. Улыбка отца, прятавшая боль расставания. Смех Лин, навеки отпечатанный в моей душе.
Любовь к Наоки. Тепло её губ. Её упорство, её характер, её воля истинного адепта. Сочетание твёрдости и мягкости, от которого захватывает дух.
Любовь к друзьям. Надёжность Текору.
Направляю эти чувства в трещины своего ядра, как мастер кинцуги любовно заполняет золотым лаком разбитый сосуд. Каждый скол, каждая рана становится частью нового узора. Не идеального — живого.
И тут я ощущаю это. Нет, не просто ощущаю — знаю всем своим существом. Где-то за гранью привычного мира, в месте, куда не дотянуться простыми чувствами, Аранг наблюдает за мной.
* * *
Текору и Наоки второй день остаются на арене. Их лица наполнены усталостью, глаза красны, все это время они дежурят без сна и отдыха.
Трибуны уже давно опустели, и лишь эти двое до сих пор не теряют надежды. Там, где был названый брат последнего представителя клана Алой Сакуры и возлюбленный Наоки, пылает негаснущее пламя. Оно сожгло и поглотило тела обоих сильнейших адептов Империи.
— Смотри! — внезапно указывает рукой Наоки.
Её глаза округляются. Девушке кажется, что это ей мерещится, но… Текору обращает внимание на изменения, которые начинают происходить прямо перед ними. Например, невероятно чистые колебания Ки, которые заполняют арену до краёв.
Пламя, бушевавшее на арене двое суток, неожиданно начинает обретать форму. Языки огня тянутся к центру, сплетаясь в многослойный бутон, который вдруг раскрывается огненным лотосом.
Над пылающим цветком пространство дрожит, искажаясь. Наоки и Текору, не смея дышать, наблюдают, как в центре лотоса сгущаются эманации Ки. Прямо в воздухе формируются тончайшие металлические нити и каменные пластины. Они множатся и сливаются воедино, пока не проступает скелет, сотканный из Металла и Камня. На миг обнажаются белые кости, но тут же их охватывают три оставшиеся стихии.
Дерево, Огонь и Вода сплетаются в причудливом танце, выращивая внутренние органы. В левой части грудной клетки из слияния всех пяти стихий рождается сердце. С первым его ударом по арене разливается волна чистой, животворящей Ки. Наоки и Текору ощущают не только родные стихии — все пять первородных элементов кружат вокруг огненного лотоса в извечном цикле взаимопорождения.
Из молодых листьев формируются лёгкие, пламя сворачивается спиралью желудка, вода струится извилистым руслом кишечника. Стихийные органы пульсируют, обретая плоть, покрываются упругими мышцами и кожей. Густые волосы волной спадают на плечи. На лице высокого и мускулистого мужчины появляется умиротворённая улыбка.
Пламя гаснет.
Перед замершими Текору и Наоки стоит Рен — такой, каким и должен быть, без следов преждевременного старения, вызванных культивацией.
На миг его взгляд устремляется куда-то за грань видимого мира, а затем он фокусирует внимание на близких.
Наоки и Текору, уже готовые броситься к нему навстречу, но Рен оказывается возле них одним молниеносным рывком и сгребает онемевших друзей в объятия.
* * *