Ворон и ветвь
Шрифт:
Поговорить с братом? Ох, мастер, да парень и разглядеть толком ничего не успел! А что увидел – то рассказал светлым отцам… И староста так выразительно косится куда-то вбок, на уходящую в горы тропу, что ясно: черному колдуну, нанятому деревней в нарушение церковных законов, лучше убраться подальше, пока инквизиторы не вернулись.
– Сколько их?
Я поглаживаю шею не такого уж уставшего Уголька: эшмарцы вообще выносливы, а мой еще и в темноте видит, так что уехать по ночной дороге труда не составит.
– Трое, мастер! Вчера утром
Что ж, если боуги шалят здесь давно, Инквизиториум вполне мог прислать кого-то для расследования. И мне тогда действительно нечего здесь делать. Но все же что-то не так…
– Когда они ушли в горы?
Староста всего лишь не понимает, зачем я спрашиваю что-то, вместо того чтобы уехать подобру-поздорову. А вот Бюи мое любопытство не нравится. Мэтр чует неладное, но не в силах представить, что колдун может искать встречи с инквизиторами. А я и сам не знаю, чего хочу. Вот ведь не ко времени вспомнились мои первые охоты на нечисть в таких же затерянных деревеньках…
– Вечером вчера. Как стемнело, так и пошли. Тибо взяли, чтоб дорогу показывал. Да он и сам не остался бы, сестра она ему!
Так полукровки, значит, брат и сестра? Может, еще и близнецы? Нет, вовсе не похожи. И по возрасту года два разницы, а может, и больше. Приблудилась их мать в деревню лет десять назад, а в том году померла…
Староста готов рассказать все, что захочу, – лишь бы я побыстрее убрался. Мэтр Бюи тревожно переминается, и я оборачиваюсь к нему.
– Ничего не хотите сказать? Вот прямо сейчас, пока я еще не ушел в горы.
– Вы… хотите… – Лицо Бюи по цвету напоминает вареного рака.
– Боуги не воруют людей, – говорю я, глядя ему в глаза. – А вы почему-то очень не хотели, чтобы сюда приезжали инквизиторы. Боялись за Катрин? Или за ее брата? Инквизиториум не трогает обычных травниц и пастухов. Даже полукровок, если те чтут Свет. Вы-то не крестьянин, мэтр, должны понимать такие вещи. А теперь – поздно. Девчонка то ли жива, то ли нет, а уж парень точно попал на заметку. Но главное, боуги не воруют людей. Либо россказни про черного теленка – наглая ложь, либо у вас в горах завелась тварь куда хуже боуги.
– Это… не ложь… – выдавливает Бюи, пытаясь отвести от меня взгляд. – Зачем Тибо лгать?
– Это вы мне скажите, – хмыкаю, снимая с Уголька сумку с инструментом и отцепляя от седла ножны с мечом. – Раньше кто-нибудь пропадал? Девушки, дети?
Староста, на которого беспомощно оглядывается Бюи, мотает головой. Несколько крестьян, осмелевших настолько, чтобы выползти из хижин и подойти к нам, подтверждают его слова.
– Куда Тибо их повел?
Темнеет осенью рано, в горах ночи морозные, и идти в лютый холод и тьму мне хочется не больше, чем встречаться с тройкой инквизиторов. Ладно, будем надеяться, что их уже сожрали или столкнули в пропасть. Боуги на такое не способны, но что-то в боуги мне верится все меньше.
– К Холодному Камню они пошли.
Через
– Проводишь, – говорю я, и человек-волк кивает.
– Стойте! – слышится сзади, когда мы уже выходим за границу поселения. – Стойте же!
Мэтр Бюи догоняет нас, неловко размахивая руками, встает между мной и провожатым.
– Я с вами!
Человек-волк совсем по-звериному фыркает. Оно и понятно: маленький сборщик налогов не выглядит тем, от кого будет польза в ночном лесу с чудовищами.
– Кто они вам, мэтр? – спрашиваю я то, что может быть очень важно, а может – и нет.
– Никто, – обреченно выдыхает мэтр. – Правда, никто… Их мать! Она была такая…
– Молчал бы ты об их матери… – рычит мой провожатый, дергая плечом и глядя на Бюи с ненавистью.
Вот только старой вражды соперников сейчас не хватает, о чем я сообщаю обоим, а потом предлагаю:
– Все-таки подождите нас в деревне, мэтр. Мы управимся быстрее.
Безнадежно опустив голову, Бюи возвращается, а охотник презрительно хмыкает ему вслед.
– Так что здесь творится? И вправду боуги?
Охотник пару раз оглядывается, но, убедившись, что я без труда поспеваю за его широкими шагами, мрачно отзывается:
– Какие там боуги? Что, этот не рассказывал? Двух лошадей уже задрала, тварь, да кости не просто раскидала, а на деревья закинула. И овцы каждую неделю пропадают!
– А люди?
Луна еще не полная, но уже во второй четверти, и света лично мне хватает, да и с провожатым повезло. Тропа ведет по берегу ручья, так что по левую руку от нас совсем светло, а по правую высится черной стеной лес.
– Люди не пропадали. Но эта тварюга охотилась на Катрин. Девочка из лесу как-то прибежала белая, как невестина рубашка. Сказала, что шел за ней кто-то, по кустам прыгал да окликал сзади хрипло. Как домой добежала – сама не помнит.
– Точно не боуги, – подытоживаю я, ступая за провожатым след в след. – А что Тибо? Ничего такого не рассказывал?
– Да он вообще молчун – слова не выдавишь. Вот, почти пришли.
– Вижу. Интересно, почему он их сюда повел?
Охотник пожимает плечами, удивляясь моей недогадливости, но я уже сам понимаю, в чем дело. Холодный Камень – жертвенник, такой старый, что от его мощи ломит кости и стынет кровь. Огромная плита высотой в мой рост чернеет на берегу ручья шагах в двадцати от нас, влажно блестя в лунном свете, и охотник у меня за спиной дышит тяжело и быстро – даже его пугает сила Камня.
Делая шаг вперед, едва не спотыкаюсь о тело. Шея сломана. Человек давно мертв, потому я и не почувствовал его. А остатки жизненной силы выпил Камень. Даже отсюда я чувствую, как он пытается попробовать на вкус меня.