Ворон и ветвь
Шрифт:
– Беги, дура! – крикнула снова истошно. – В лес!
Энни, будто поняв, кинулась прочь, но не в лес, а по дороге. Глупо, суматошно, и не убежать ей было никуда в длинном платье и тяжелом теплом плаще. Но она бежала и кричала что-то звонким детским голосом, теряя последнее дыхание. Не убежит, никак! Понимал это и верзила, потому развернулся к Женевьеве, которой было совсем не страшно, только тоскливо. Не могла она бояться, просто не получалось, и, если бы не Эрек, который тоже кричал что-то с другой стороны кареты, кричал, а она даже слов не могла разобрать, так и стояла с дурацким ведром-жаровней наперевес…
– Шлюха молльская! – рыкнул тот, что стоял напротив нее. – Тварь грязная, и
Он шагнул к Женевьеве, раз, другой, и вдруг оказался совсем рядом. Как во сне, Женевьева увидела блеснувший нож, широкий, но странно короткий, и почувствовала удар в грудь. Больно не было, она просто упала на спину, глупо подумав, что выкидыша не будет – не успеет случиться. Верзила навалился на нее и зачем-то рвал шаль с плащом. Бешеные глаза, мутно-белесые, со скопившимся в уголках гноем, были еще противнее гнилого дыхания, а Энни все кричала, и Женевьева повернула голову в ее сторону, надеясь только на то, что вдруг девочка догадается скинуть плащ… Сто шагов до баронской дороги. Свет Истинный, всего сто шагов!
Но до поворота было меньше. Энни почти успела добежать и все кричала и кричала, а боли все не было, Женевьева будто плыла в тяжелом, жарком мареве, низ живота наливался тяжестью, эта тяжесть шла вверх, и Женевьева знала, что, когда она дойдет до сердца, наконец-то удастся умереть.
А потом она подумала, что сошла с ума. Ведь только во сне бывает такое. И еще в сказках или рыцарских романах. Энни едва успела отскочить на обочину, еще немного – и вылетевшие из-за поворота всадники смяли бы ее. Женевьева видела их краем глаза, она никак не могла крикнуть или хотя бы вздохнуть, смотря только на тонкую фигурку в темно-синем плаще, крошечную кляксу на серо-черном фоне леса. И потому даже не поняла, куда делись тяжесть и гнилое дыхание, и почему ее грудь мокрая и горячая, и кто кричит ей в ухо, тормоша:
– Матушка! Матушка!
Эрек плакал и кричал, Женевьева хотела сказать ему, что с ней все хорошо, но губы не слушались. Растрепанный, с черно-синей скулой и рассеченной кожей на виске, сын был страшен. Но он был жив! И он, и Энни! Женевьева закрыла глаза, думая, что хорошо бы еще хоть раз перед смертью вздохнуть полной грудью, но низ живота словно жевала тупая наглая корова, совсем как та, соседская, в Молле, что однажды украла у них с веревки выстиранное белье…
В нос ударил острый запах нюхательной соли. Женевьева сморщилась, чихнула и поняла, что жива.
– О, вы пришли в себя, госпожа баронесса? – с явным удовлетворением сказал незнакомый мужской голос. – Лежите спокойно, прошу вас. Вы в полной безопасности.
– Ребенок… – прошептала она мучительно пересохшими губами.
– Не беспокойтесь, мой врач говорит, что угрозы для ребенка больше нет. Плащ смягчил удар ножа, кончик только слегка вас оцарапал. Хвала Свету Истинному и Благодати Его.
– Хвала Свету, – согласилась Женевьева. – Пить… И кто вы?
– О, конечно, сейчас.
Восхитительно кисловатая вода полилась ей в рот из прижатой к губам чашки. Женевьева глотала воду с лимоном – настоящим лимоном! – недоуменно разглядывая обитые полосатой тканью стены, небольшое застекленное окно и человека, который ее поил. Приятно округлое лицо с умными карими глазами, взирающими на нее с доброжелательным участием, коричневый бархатный камзол, белый кружевной воротничок, ухоженные руки… Незнакомец был похож на солидного купца или чиновника, хотя мог оказаться и небогатым дворянином. Но всадники! И она явно в карете! Большой, прекрасно устроенной карете для дальних поездок.
– Эрек! Энни…
Она приподнялась на локте, пытаясь осмотреться.
– С вашими детьми все хорошо, – так же мягко успокоил ее незнакомец. – Баронет и баронесса с моим доктором
– И я тоже, господин Жафрез, – постаралась улыбнуться Женевьева, чувствуя, как карета качается на мягких рессорах. – Благодарю Свет и вас. Мы… куда-то едем?
– О, но вы же собирались в Стамасс? – любезно улыбнулся в ответ господин секретарь архиепископа. – Буду счастлив сопровождать туда столь прекрасную даму. Не могу же я допустить, чтобы вам снова угрожала какая-то опасность в этих диких местах.
– В Стамасс? Вы тоже ехали туда? Простите, я отдохну…
Мысли путались, Женевьева, почти не притворяясь, обмякла на широкой и длинной спальной скамье, где ее удобно устроили среди подушек и одеял. Жафрез… Что секретарь архиепископа делает на дорогах крошечного баронства? И почему это имя кажется таким знакомым? Или даже не имя… Они свернули в тупик, почему люди Жафреза оказались рядом? Услышали Энни? Свет Небесный, они живы! Она, Эрек, Энни – все живы! Благодарю тебя, Свете мой…
Спрашивать о тех, кто пытался их убить, ни сил, ни желания не было. Женевьева качалась на теплых мягких волнах, понимая, что ее наверняка напоили успокоительным. Хотелось плакать и смеяться, но как-то не всерьез, не по-настоящему. Они живы, они едут в Стамасс, и у секретаря архиепископа, не иначе как посланного им Светом, с собой даже врач. Настоящий врач!
А потом Женевьева вспомнила. Секретарь самого архиепископа… брат настоятеля Экарния! В теплые волны спокойствия ворвалась река холодного страха. Знает ли он о ней что-нибудь? Конечно, знает! Он назвал ее баронессой. И если едет из монастыря, то… Но почему тогда везет их в Стамасс! И как он мог гостить у настоятеля, чтобы об этом никто не знал? Приезд такого лица – ей бы обязательно сказали! Или… Он ехал не в Стамасс, а из Стамасса? И развернулся в шести милях от монастыря, чтобы отвезти в город провинциальную баронессу? Которой к тому же было бы куда спокойней отлежаться дома? Бред! Если только… Если он не ехал сюда специально за ней. Тогда все сходится. Только для убийц в этом узоре пока нет места, но она вряд ли видит все кружево событий. Ничего не кончилось. Она по-прежнему стоит на горящем мосту, не зная, в какую сторону кинуться, чтобы спастись.
Глава 23
Не загоняйте кошку в угол
Западная часть герцогства Альбан, Королевский тракт
12-й день дуодецимуса, год 1218-й от Пришествия Света Истинного
– Не хотите ли апельсиновой воды, баронесса?
Принимая стакан, Энида Бринар застенчиво, но очень мило улыбнулась, став точной копией матери, разве что моложе. Госпожа баронесса тоже охотно и мило улыбалась по любому поводу и выглядела совершенной провинциальной простушкой, только в глазах никак не исчезала едва уловимая настороженность, которую менее внимательный человек не заметил бы. А еще менее внимательный и умный человек обязательно посчитал бы баронессу Бринар не способной думать ни о чем, кроме детей и рукоделия, которым достойная дама ухитрялась заниматься даже в качающейся на местных колдобинах карете.