Воровские гонки
Шрифт:
все. Никаких проблем с деньгами!
– И как ты это себе представляешь?
– А взять и отменить вас указом. По всей планете!
– Эх-хе-хе, - тяжко, пережито вздохнули тысячи бумажек.
– Уже было. Все было на земле. И отменяли, и карточками заменяли, и трудоднями. Никакого толку! Все равно потом оказывалось, что мы нужны. Всем нужны. Мы не бумажки. Мы - нечто большее. Мы - цифры, а мир держится именно на цифрах. Вот так-то!
– Как мне вас не хватает!
– не сдержался Жора Прокудин.
– Жуть как не хватает!
–
– Да мне и надо-то для полного счастья всего чуток - где-то полмиллиарда долларов. Больше не надо. Два вроде как много...
– А нами, рублями, значит, брезгуешь?
– Ну что вы, миленькие! Если по курсу, то всегда пожалуйста!
– Так нас здесь и есть ровно полмиллиарда долларов.
– Серьезно?
– Пересчитай.
– И я могу вас забрать?.. Забрать туда, наверх?.. Забрать у сна?
– Если упрешь. Силенки-то есть?
– Да я... Да вас...
– Бери. Нам не жалко. Нам все равно, у кого мы в карманах и в бумажниках живем.
Упав ничком на дрогнувший матрас из денег, Жора Прокудин принялся сгребать их к себе. Сгребать руками и ногами. Он плыл среди денег, и они волнами накатывали на него. Приятными теплыми волнами. Он даже не замечал, что все купюры грязные, что от них дурно пахнет, что они скользят, будто смазанные жиром. Или кровью. Свежей кровью.
Он греб не только руками и ногами, но и головой. Бумага лезла в рот, щипала глаза, колола и щекотала кожу. А потом как-то резко, комками влезла сразу в обе ноздри, и Жора зашелся в одышке.
Вскинувшись на хрустнувшей раскладушке, он скинул с себя карту города и с удивлением обвел мутным взглядом двор, погружающийся в вечерние сумерки.
– Полная перестройка!
– неприятно удивился он, увидев, а, точнее, сначала ощутив, что у него обгорели бедра. Особенно левое.
– Жанетка!
– звериным голосом заорал он.
– Чего тебе?
– лениво вытолкнула она себя на порожек.
Ее ладное тело пряталось за красный в белый горох халатик.
– Ты когда его купила?
– Ты за этим звал?
– У-уй, как больно!.. Ты почему меня не растолкала?! Я по твоей милости обгорел!
– А я у тебя нянькой не работаю! Это - твои проблемы!
– А-а!
– вскрикнул он в попытке встать и доказать Жанетке где ее, а где его проблемы.
– Неси кефир, дура! Меня как поджарили!
– Ну да! Прям разбежалась!
– Стой!.. А это... где деньги?
– Какие деньги?
– Грязные.
– Ты совсем со своими миллиардами чокнешься.
– А что... не было денег?
Фыркнув, она исчезла в комнатке. Там, внутри, нуднил своим канцелярским голосом приблудный поэт. Топора не было слышно.
Оглядев посеревший двор, Жора наконец-то протрезвел. Денег, которые он так старательно, так самозабвенно сгребал к себе, здесь не было и в помине. Сон не отдал их.
– Вот так всегда!
– ругнулся Жора Прокудин.
–
Глава двадцать восьмая
СЕРЫЕ МЫШКИ ДЕГТЯРЯ
Самый тяжелый после переезда в другой район земного шарика - второй день. Считается, что в первый день организм еще ничего не понимает, а во второй, все уразумев, начинает привыкать или, говоря сухим научным языком, акклиматизироваться.
Для Сибири это правило, видимо, не годилось. Дегтярь уже к вечеру первого дня почувствовал себя разбитым. Скорее всего, над ним издевалось время, точнее, часовые пояса. Клетки, нервы, кости, волосы требовали сна, требовали ночи, потерянной во время перелета из Москвы. Он бодрствовал уже более тридцати часов подряд и вроде бы должен был радоваться, что ночь в Красноярске наступит на четыре часа раньше, чем в Москве, но, когда она все-таки наступила, и город зажег огни, он с раздражением понял, что доберется до гостиничной койки еще совсем не скоро.
– Так где ты его передал? Где я сказал?
– уже в третий раз спросил он маленького курносенького парня, курьера фирмы Кузнецова-старшего.
– Да. Точно там. Как дедок в дом вошел, так я и передал, - испуганно объяснил парень.
– Еще потом узнал, что за дом. Оказалось - его. Живет он там давно... С довоенных времен... А может, и раньше...
Слежку за дедом в серой фуфайке курьер воспринял как нечто похожее на подготовку ограбления. За три месяца работы в фирме он понял, что честного бизнеса не существует и просто существовать не может. Сотрудники фирмы безо всякого стеснения судачили о сомнительных сделках, черном нале, уходе от налогов и банковских аферах, и после подобного ликбеза любое событие в конторе или около нее парень воспринимал как нечто криминальное.
Немного успокаивало только то, что холеного мужчину с ровно остриженой, красиво поседевшей бородкой он видел впервые и, значит, с образом конторы никак совместить не мог. Даже после того, как услышал его приказ в кабинете шефа да еще и в присутствии Кузнецова-старшего.
Бородач казался чрезвычайно странным человеком. Несмотря на исключительно интеллигентную внешность он часто и громко, с хрустом, зевал, по нескольку раз спрашивал об одном и том же и постоянно совал руку в боковой карман ветровки, будто именно там у него находилось сердце и он все время проверял, не остановилось ли оно.
– Дед часто озирался?
– ладонью согнав с губ очередной зевок, спросил Дегтярь.
– Да не очень.
– Если бы ты сам добирался от остановки у офиса до его дома, ты
бы ехал этим же маршрутом?
– Я?.. Вообще-то я в другом районе живу... Я...
– Что ж ты, город не знаешь?
– Вообще-то знаю...
– Ну, и как бы ты ехал?
– Как?.. Наверное, так же... Ну, может, в одном месте не стал бы
пересадку делать...
– Почему?
– лениво удивился Дегтярь.