Ворожея: Лёд и Пламень
Шрифт:
Деревенские, которым требовалась её помощь, передавали послания через Прошку, что ходил три раза на седмицу в деревню. Отдавал мази, травы и забирал молоко с мясом да творог с маслом. Которыми шёл расчёт с Ясиней за ворожбу.
Проверив люльку на крепость способом немудрёным, загнала в неё Прошку, повесила ту на крюк, вбитый в матицу.
Ясиня, присев на лавку, посмотрела в окно. Имя девке дать требовалось: звучное, красивое. Вспомнился варяг, которого она лечила как-то. Тот рассказывал ей про их ведьму, Вальдис, что являлась почти что дисой, духом-хранителем. Покумекав, бабка переиначила имя на свой лад,
— Вильфридой будет. Фрида у варягов красивая значит, а вилы завсегда ведьмам покровительницами были. Хорошее имя. Сильное.
Прошка буркнул под нос, что из этого отродья ведьмы не вырастет, но тут же был бит веником, поэтому благоразумно замолчал и отправился за печь с неизменным пирожком в мохнатой лапке. На утро сходил в деревню, принёс свежего молока.
Уставшая за ночь ведьма ещё спала. Домовой покачал головой, нашёл коровий рог, почистил его, помыл, натолкал туда хлебного мякиша, смочил молоком и сунул девке в рот. Та тут же зачмокала.
— Жри ужо, — Прошка качнул люльку и сел на лавку смотреть, как дите ест. Не обманула баба в деревне, хорошо с рогом придумала. Но приходилось придерживать.
Накормив найденыша, домовой сел строгать из палки шарканок, выскоблив небольшие отверстия, натолкал туда камушков и рыбным клеем залил дырочки. Потряс. Хорошо гремит. Из люльки тут же донесся тихий писк — тоже услышала, и подавай ей сразу, недовольно подумал Прошка, но игрушку сунул.
Ясиня долго исподтишка наблюдала за тем, как домовой, ворча, возится с девчушкой. Ещё вчера он был категоричен: выкинуть назад, и всех делов. А сегодня и молока принёс, и игрушку смастерил, и даже покормил.
На этой мысли она вскочила с полатей.
— Ты рог хоть обварил? — ведьма засуетилась, кипятя воду.
— Зачем? — Прошка недоумевающе почесал лохматую голову.
— Я за много лет врачевания поняла одно. Ежели тряпицу, к примеру, для перевязи раны проварить, то реже тогда раны гнилости поддаются, заживают лучше. Рога детские тоже, ежели варить в воде, то детей проносит реже. Помирают меньше. Почему бабы того не подметили, не знаю. — Пояснила ведьма. — Молоко тоже лучше топлёное давать, аль просто сварить.
Окатив рог, она заменила тряпицу на конце на чистую и снова сунула Виле. Ела она с аппетитом, забавно причмокивая и пуская пузыри.
— Прошка! — домовой дёрнулся от резкого окрика и даже выронил очередной, только что стащенный со стола пирожок. Никакого покоя.
— Что?
— Ты Вилу видел? — ведьма вышла на порог, слеповато щурясь на солнце. Она тяжело сгибалась от болей в пояснице и постоянно её потирала.
— К кикиморе ушла, лягух ловят. — Сунув пирог в рот, Прошка вытянул ноги и оперся о бревенчатый сруб избы. Вокруг простиралось болото. Зрелище было наводящим ужас и страх. Всюду, куда хватало взгляда, торчали корявые чёрные пни и рогоз. От избушки тянулась едва различимая тропинка, уходящая вглубь топей среди покрытых мхом кочек. В тумане, который тут был вечным, виднелись тёмные силуэты мёртвых деревьев, с которых свисал сухой мох, а на поверхности чёрной, стоячей, покрытой ряской воды булькали пузыри. Говорят, это водяной чихает. Но домовой не верил. Водяной он небольшой, тут скорее чудо-юдо какое на дне живёт, да шепунов пускает по ветру. Запах был именно таким — гнилостным и противным.
— Каких лягух? Иди приведи её домой. Пора зелье варить.
Пришлось вставать. Прошка подумал, что пока Вильфрида лежала в люльке, она ему нравилась больше. Теперь же то и дело приходилось за ней следить. Юркая и бойкая девчонка минуты продыха не давала. То с упырятами ускачет куда, то с кикиморой на конец болота уйдёт. А он ходи ищи её. Как ходить научилась, а это почитай года четыре назад, так и нет ему покоя.
— Все лапти стоптал ужо, а всё ты! — злобно сверкнул он глазами в сторону затаившегося в кустах Тишки.
Притащивший девчонку упырь фыркнул, от чего в носу надулся пузырь. Который он с шумом втянул назад.
— Сожрал бы лучше. — Домовой махнул лапкой, из которой вылетел и упал прямо в жижу только что начатый им растягай. — Тьфу, ещё и пирог из-за тебя упустил.
Упырёнок тут же стащил выроненное и запихал в зубастую пасть. Перепончатые лапы, покрытые бледной серой кожей, помогли затолкать приличных размеров добычу и были обтерты об обрывки штанов, что болтались на поясе, перехваченные бечевой. Прошка сплюнул, вновь махнул лапой и отправился на поиски пропажи.
Девчушку он нашёл быстро, ещё издалека заслышав звонкий смех.
«У-у-у, негодница, ещё и радуется, что Прошеньке ходить за ней», — злобливо подумал домовой.
— Вилька! А ну быстро домой! — он вышел на топкий берег болота. Кикимора Гранька, завидев его, тут же сморщила тонкий, похожий на сучок носик. Небольшого росточка, слегка горбатая, в драной, из болотной тины рубахе и юбке, она смешно дёргала носом и щурилась.
— Просиний Белянович, с чем к нам пожаловали? — Она кокетливо сложила сухонькие ручки.
— За ней вон! — отрезал Прошка, которому ужимки кикиморы порядком надоели. Раньше он только рад был бы. Но теперь, когда эта несносная нечисть постоянно утаскивала девку, а ему приходилось их искать, вызывало только раздражение.
Схватив Вильфриду («выдумала ж имечко, старая») за маленькую ручку, Проша потащил её за собой. Выговаривая на ходу, что её там все ищут, а она, негодница эдакая, по болоту лягух гоняет.
Вилька тараторила без умолку, рассказывая, что лягухи — это заколдованные витязи и ежели найти такого и в уста поцеловать, то он обратно обернётся, и девки ладные тоже есть, и надо бы ему, Проше, найти такую. Домового аж передёрнуло при мысли, что придётся целовать склизкую холодную жабу, а то, что ведьма заставит, лишь бы внучке угодить, он даже не сомневался. И потому начал отговаривать девчушку от мысли про поиски ему суженой среди болотных жительниц.
— Баушка, мне Пьоша сказай, — в силу малого возраста девчушка плохо выговаривала многие слова, чем тоже немало раздражала и так вечно недовольного домового. — Сьто ягухи это — не князи.
«Ягухи, — мысленно передразнил её Прошка, — сама ты ягуха, а они жабы». Холодные и противные. Он с детства не любил их, почему и сам бы не смог объяснить, просто вот терпеть не мог их холодные перепончатые лапки и липкие тельца.
Ведьма меж тем увела внучку в дом, что-то той рассказывая. Лишь бы не то, что невесту там ему сыскать можно, обратился к богам с просьбой домовой. С этой станется. Его снова передёрнуло. Он ярко представил себе, как целуется с каждой жабой в болоте.