Ворожея: Лёд и Пламень
Шрифт:
Подняв оброненную палку, Вила ткнула в бочину монстра.
— Эй, ты чего, помер, что ли? — крикнула она, отскакивая тут же, опасаясь, что чудовище вновь кинется на неё.
Монстр зарычал и начал подниматься с земли. Среди спутанных волос Вила узнала черты Гостомысла. Как он оказался здесь? В одном исподнем, весь покрытый грязью, с трудом выговаривая человеческие слова, перед ней стоял наместник. Он зарычал что-то неразборчивое, смахнул волосы с лица и наконец прохрипел:
— Ведьма… И ты тут…
Голос Гостомысла был хриплым и слабым, будто он долгое время не говорил. Вила расспросила, как он попал в это жуткое место.
После того как он бежал от Светозара через болото, он долго плутал по дремучим лесам. Наконец, в отчаянии, взмолился к Маре, воззвав к темным богам. Он просил защиты и приюта. И они забросили его сюда. В это проклятое место, а тут такой страх творится, что ни словом сказать, ни пером описать: тени бродили, стонали и выли, сводя его с ума. Сколько времени он уже провел здесь, Гостомысл не знал, казалось ему, что целую вечность тут колобродит.
А намедни прилёг, где шёл, от устатку да уснул, а тут она ему на голову свалилась. Он её от радости, что голос человечий услышал, и сгрёб в охапку, чтобы, значится, она никуда не сбежала. Устал он уже один тут ходить. Страшно ему. Да и вдруг она выход знает, — правда, не знал, кто упал сверху, — но на то ему плевать было, главное — живая душа славянская, хотя он сейчас любому человеку рад был бы. Так ему хотелось на землю русскую, хлеба корочку да кваса кружку; тут-то из еды только грибы да ягоды, и те, ежели нащупать сумеешь, — одно хорошо, видать, ядовитых не было, коль жив он до сих пор.
Вильфриде его даже жалко стало: надо же так угораздило. Предложила ему вместе отправиться на поиски Светозара. Но наместник, едва имя княжеское услышал, так под куст и забился, заскулил, завыл по-волчьи. Заплакал: «Убьёт меня, дескать, князь, голову сразу, как увидит, с плеч снимет». Успокоила его ведьма, пообещала заступничество своё перед Светозаром, а как на землю русскую возвернутся, там и решат, как им дале быть. Страх снова остаться одному пересилил страх перед княжеским гневом; согласился Гостомысл вместе дальше идти, хоть и не знал, куда им путь держать, как и ведьма.
Долго они в темноте плутали, когда уставали — спать ложились, когда голодали — ели, что находилось на земле и кустах, в этом им огонёк ведьмин сильно облегчал поиски. Наконец вышли на опушку леса, над которым луна светила, даже радостнее стало от её тусклого голубого света. Куда глаза хватало, тянулся этот чёрный мир, чёрные в нём деревья были, чёрные и кусты с травой, даже вода в ручье чернотой отдавала, и лишь лунный свет, отражаясь в нём, красок добавлял. Мрачно, тихо было в этом мире, день и ночь по стонам различали, то ли днём кто скулил да выл, то ли ночью, для себя решили, что ночью. Холодно было Вильфриде и Гостомыслу в одном исподнем, сотворили себе накидки они из еловых веток, тем и грелись.
Вскоре вышли к заброшенной деревне. Старые покосившиеся дома чернели провалами окон, покрытые дёрном крыши на многих из них провалились вовнутрь. Двери лежали на земле, а изгороди совсем завалились. Ни звука не было слышно в ней, кроме завываний ветра в трубах, из которых давно не шёл дым.
Найдя самый сохранившийся домишко на краю села, растопили печь, хоть немного обогреться. Обустроили лежанки из лапника и даже нашли старый горшок, в котором заварили хвою с ягодами.
Отогревшись, стали думать, куда дальше идти. Всё вокруг было одинаковым, настолько, что им казалось, что они ходят по кругу,
Светозар тем временем тоже в себя пришёл, осмотрелся, лежал он на широкой лавке в избе, изба была богатая, чистая и светлая. Стены были срублены из толстых брёвен, немного потемневших от времени. Пол был устлан досками, чисто выскобленными и покрытыми домоткаными половиками. Вдоль стен тянулись широкие лавки, покрытые дерюгой выбеленной.
В углу стояла большая русская печь, сложенная из белых изразцов. На печи были выложены узорчатые горшки и чугунки. Рядом с ней стоял стол, застеленный льняной скатертью. На столе красовались деревянные и глиняные миски, ложки и кружки.
В другом углу избы стоял ткацкий станок. Рядом с ним лежали разноцветные нитки и мотки пряжи. На окнах висели расшитые занавески, а на стенах были развешаны домотканые рушники.
Подивился он тому, надо ж так, как он тут очутился, но едва он с лавки поднялся, сила неведомая его за порог выкинула, дверь со стуком за спиной захлопнулась. Почудилось ему даже, будто кто коленом под зад наподдал. Во дворе стоял двор конюшенный, а в нём две лошади, одна чернее, чем сама ночь, а другая рыжая, будто огонь. Подошёл к ним князь, взял щётку и принялся гривы их густые вычёсывать. Насыпав овса в кормушки и принеся воды из озера, князь с удивлением обнаружил, что изба, в которой он очнулся, стояла на острове посреди бескрайнего тёмного озера. За избой высился густой лес, верхушки высоких елей, казалось, касались самого неба.
Озеро было огромным и почти чёрным, его поверхность была неподвижной, как зеркало, ни единой волны не было. Он подошел к берегу и посмотрел на простирающуюся перед ним водную гладь. Вода оказалась холодной, будто лёд, вплавь ему отсюда не выбраться. Над озером сгущались тёмные тучи, повеяло холодом, видать, гроза будет.
Князь чувствовал себя мышью какой, что в ловушку поймана. Остров был огромным, куда глаза тянулся берег да лес.
Он повернулся и посмотрел на избу. Она была большой и крепкой, срубленная из толстых брёвен, которые почернели от времени. Высокие столбы поддерживали её, поднимая над землёй. Окна были большие и светлые. Крыша была покрыта дёрном, на котором рос мох. Крепкая дверь преграждала путь внутрь.
Вернулся к избе, подергал запертую дверь, та никак не поддавалась, а когда попытался топором поддеть, снова силой неведомой откинут от неё был.
Устроил он себе постель подле лошадей, натаскал соломы побольше и спать завалился. Когда проснулся, заметил, что рыжей лошади нет, зато стоит белая, будто снег. Расчесал и почистил и её, покормил. Походил по двору, как с острова выбираться, так и не придумал.
Вильфрида с Гостомыслом тем временем добрались до пещеры, тёмной, покрытой льдом, от неё так и веяло ужасом. Изнутри шёпот чей-то доносился, цепи будто бы гремели да стонал кто. И чем ближе они к ней подходили, тем большим ужасом души их охватывало. Зайти они в неё так и не решились. Заночевали поэтому в лесу. А ночью к Виле вновь явилась Мара.