Ворожея: Лёд и Пламень

Смит Татьяна

Сцепившись, духи покатились по избе, снося всё на своём пути, со стола, звякнув, упал горшок с молоком, отчего то разлилось по полу среди черепков. Ссора переросла в самую настоящую драку, и вскоре клубок орущих духов выкатился во двор, где играли Тишка и Торяша. Те благоразумно вскочили на плетень и оттуда смотрели, как Прошка мутузит банника.

— Проход им открыл, супостат проклятый! Эта ещё, жаба болотная, подсуропила, — запыхавшись, бурчал он, пытаясь вырвать клок бороды банному духу.

— А сам-то, сам, — вторил тот. — Что делал? Ночью

в печь орал, водяной ему, видите ли, сказал, что позвать Вильку надо, всю ночь горланил, спать не давал!

Тишка сдавленно хихикнул, вспомнив, как Прошка после разговора с речным хозяином, крадучись, вышел из избы в ночь и отправился в баню в одних портах. Там он присел у печи и стал в неё орать, Вильфриду звать. До самых петухов кричал, а наутро сказал, что простыл, дескать, вот и голос сел. Услышав смешок, домовой переключился на упыря.

— А тебе, смотрю, смешно, у нас ведьма пропала наша, а им двоим всё б в бирюльки играть да козлами по двору скакать. Никакой печали нет, — вцепившись в ногу Тишки, стащил того с плетня и начал трепать. Насилу от него упырь вырвался и обратно взобрался.

— А ты, кроме орать, сам-то чего сделал? — ткнул разошедшегося Прошку банник, с силой тыча в него пальцем.

— Я?! — от возмущения домовой аж палку выронил, которой собирался кинуть в Тишку, и та со стуком упала на землю.

— Ты-ты, — ехидно поддакнула кикимора, вышедшая из избы и с интересом наблюдавшая за дракой, поправляя сползший на глаза венок из болотных ягод, который зачем-то нацепила с утра.

— Ах ты ж жаба земляная, — Прошка ухватил ту за зелёные волосы, полные спутанной тины, и принялся таскать по двору, отчего та злобно заверещала и вцепилась в его бороду своими грязными когтями.

Торяшка, сидевший на заборе и до того с ленью наблюдавший за происходящим, почесал за ухом и зевнул. «Ну сколько ужо можно, почитай, вторую седмицу только и делают, что дерутся, а кто Вильку спасать станет — непонятно». О чём он и сказал вслух, сплюнув на землю.

Опешившие от такой наглости духи и кикимора тут же набросились на него.

— А сам-то чего сделал, а? — вопила Граня, пытаясь достать коловершу, который разумно предпочёл перебраться повыше на крышу избы.

— А ну слазий! — орал домовой, пытаясь сбить того с крыши шишкой, но тот ловко уворачивался от его бросков.

— Самый умный сыскался? — банник упер руки в толстые бока и присматривал тоже, чем бы кинуть в Торяшку, чтоб, значится, не зазнавался.

Домовой понял, что тут ему ничего не светит, и вновь принялся таскать за бороду банника, который громко орал о том, что его убивают, размахивая при этом руками и пытаясь сбросить с себя противника. За всем этим шумом никто и не услышал, как на берегу с громким хлопком лопнул воздух и в открывшуюся прореху шагнули двое.

Вильфрида, услышав крики со двора, бросилась туда со всех ног, решив, что кто-то напал на её домочадцев. Светозар поспешил за ней, выхватив меч и на ходу проверяя его остроту.

Увидев перед собой дерущихся духов,

ведьма сначала выдохнула от облегчения, а потом попыталась их разнять, за что и ей тут же досталось. Банник не глядя пнул её босой ногой в коленку. Охнув, девушка чуть не упала, но князь едва успел её подхватить, обхватив за талию.

— А ну тихо! — его зычный голос разнёсся над болотом, заставив духов замереть на месте.

Духи, услышав чужой голос, тут же отпустили друг друга и накинулись на чужака, даже не поняв, кто перед ними.

— А ты кто такой сыскался? Не видишь, у нас тут беда, ведьма пропала, — орал Прошка, повернувшись к той самой пропавшей ведьме и мотнув в её сторону головой. — Вилька, скажи ему… — он осёкся и бросился к ней. — Вилечка, вернулась. А я говорил, говорил!!! — вцепившись в её цветную поневу, он повернулся к кикиморе и остальным. — Позвать надо было, она и пришла!

Остальные тоже отмерли и заголосили от радости, тормоша Вильфриду и пытаясь утянуть каждый в свою сторону. Один коловерша, спрыгнув с крыши, тут же устроился на руках Светозара и довольно жмурился, когда тот почесал его за ухом.

— Ну, слава чурам, вернулась, — удовлетворённо проворчал банник. — А мы уж думали, совсем пропала.

Успокоив домочадцев, Вила направилась в избу и остановилась на пороге, охнув и прикрыв рот рукой. В избе всё было перевёрнуто: горшки валялись разбитые, будто ичетик прошёлся, но тому взяться неоткуда было, у Грани детей отродясь не водилось, а значит, погром устроили её домашние. Она обвела взглядом притихших за её спиной духов и тяжело вздохнула. Прошка, знавший её тяжёлый нрав, тут же скрылся за печкой; кикимора и вовсе с разбега в болото махнула, а банник разумно сбежал к себе.

— Тишка? — тихим, вкрадчивым голосом позвала ведьма упыря. — Это они тут сколько так беснуются?

— Седмицы две, наверно, — неуверенно ответил тот, заглядывая через её плечо в дом.

Тут Вильфрида заметила синяк под его глазом.

— А это откуда?

— От Прошки, — вздохнул упырь, вспоминая, как домовой кинул в него репой да прямо в глаз попал. — Я их разнять пытался, — пояснил он ведьме. — Да только куда там, — махнул он перепончатой лапой.

— Прошка! — голос Вилы не предвещал тому ничего хорошего, отчего из-за печки донёсся лишь сдавленный звук икоты. — Вылазь, кому говорю, порядки наводи давай!

Вновь икнув, домовой бочком, прижимаясь спиной к стене, опасливо показался наружу, а ну как бить станет, а он и так уже всеми битый. Но вроде бы пронесло; махнув мохнатой ручкой, начал своё домовское колдовство. По одному движению черепки с пола собрались обратно и вновь взлетели на стол — жаль, молока так не вернуть. Метла, вылетев из угла, принялась выметать мусор, накопившийся за время отсутствия Вильфриды; в лохани загремели миски да чаши. Вскоре изба блестела чистотой.

Наконец все смогли сесть за стол. Ведьма покачала головой, глядя на понурого домового. Тот, опустив голову, ковырял пальцем сучки в доске стола.