Ворожея: Лёд и Пламень
Шрифт:
— И как вы до такого дошли? Чуть друг друга не поубивали? — Вила тяжело вздохнула, обводя взглядом сидевших перед ней духов.
Кикимора вскинулась было что-то ответить, но промолчала, банник тоже закрыл открытый было рот. Что тут ответишь, и правда, что это они чуть не убили друг друга.
— Эх вы, — ведьма вновь качнула головой.
— Вы меч-то сыскали? — подал голос с печи упырь.
— Сыскали, — ответил Светозар, всё также держащий на руках Коловершу. — Теперь в Искоростень пора, ждут меня там, — он перевёл взгляд на Вильфриду. — А без тебя
— Да как же я их брошу-то? — она усмехнулась. — Они ж тут снова всё перевёрнут.
— А ты не бросай, все вместе пойдём, — князь положил свою руку поверх её. Вила отдернула ладонь, пряча её под поневу, от его прикосновения будто жаром обдало.
— И куда их там? В твоём тереме свой домовой имеется, а Тишка и вовсе упырь, его горожане на вилы подымут.
— А я вам терем сыщу, с высоким тыном, будете там жить. А Тишке учителя сыщу, чтобы не просто ножичком чикал.
Предложение князя упырю больно по нраву пришлось, отчего тот сразу начал узелок собирать.
— А я чего, тута останусь? — Кикимора поправила изрядно потрёпанный в драке венок. — Я, ежели что, могу морок накинуть и вот так, — она крутанулась, и перед князем уже стояла миловидная женщина лет сорока, невысокая, худощавая, в цветастом платке. Тоненький нос её чуть подрагивал, а сухонькие ручки теребили край темно-зелёной поневы. И не скажешь так сразу, что нечисть перед тобой стоит, баба как баба. Она поправила платок и показала язык домовому. Тот в долгу не остался и через секунду на лавке умывался толстый чёрный кот, сверкая жёлтыми глазами. Дескать, я тоже что-то умею. Обернувшись обратно, он сплюнул собранную во рту шерсть.
— Тьфу, пакость какая, — он нервно дёрнул плечом. — Но ежели надо, я так долго могу, — похвалился домовой.
Тишка вздохнул, морок наводить да в кота превращаться он не умел, так и оставят его тут, как самого бесполезного. Князь мысли упыря угадал и успокоил, что никто никого тут не бросит, ежели Вила пойти согласится, а ему найдут мастера, что молчать умеет, а чтоб в городище мог сходить, так то сама ведьма морок накинет на него. Ведьма тем временем задумалась, домочадцы с затаённой радостью в глазах ждали её решения, больно им в городище хотелось, а чего ради них не сделаешь. Но условие своё поставила. Князь руки к ней не тянет, про суженую не болтает, поможет ему земли спасти, а там уже тогда и поглядят.
Услышав её слова, кикимора подхватила Прошку и заплясала по избе, напевая:
— В городище мы пойдём,
Гране мужа там найдём.
Хорошего, пригожего,
На Прошку непохожего!
От песенки Граньки домовой аж поперхнулся.
— А чёй-то сразу непохожего, ты ж вроде как за меня собиралась?
— А ты мне что сам сказал? То, что тебе домовиха нужна, вот там себе и сыщешь, а я витязя какого найду, буду наместницей аль женой сотника, а то и самого тысяцкого, — прикрыв глаза, размечталась кикимора.
— А ну тихо! — Вила хлопнула ладонью по столу. Ещё никуда не пошли, а они уже судьбу свою там строят. — Нам сперва земли спасти надобно, а вам бы женихаться
Обсудив с князем, куда проход открывать станут, ведьма принялась за сборы. Сложила в сундук платья, зелья свои. Огляделась, ничего не забыли ли. Она собиралась вернуться, но кто знает, как судьба повернётся, лучше взять всё, своя ноша не тянет, особенно если тащить её домовому. Тот сперва было возмутился, но потом кивнул и, махнув рукой, спрятал сундук неизвестно куда, будто и не было его.
Оставался вопрос с коловершей, как того спрятать, за кого выдать, но и он решился сам собою. Перекувырнувшись через голову, тот вмиг превратился в ещё одного чёрного кота. Прошка, тоже уже облик кошачий принявший, недовольно фыркнул, но спорить не стал. Отчего-то ему больно хотелось в городище попасть, кто знает, может, и правда там себе жену сыщет, не век же в бобылях ходить, хотя Гранька, которая так и щеголяла в людском обличии, нравилась ему боле, чем в облике кикиморы. Но нет, домовому и жена под стать нужна, а не жаба зелёная. Отчего-то вновь вспомнилось детство Вилькино, как та ему жаб таскала, целовать предлагая.
Проход открывать решили недалеко от городища, чтобы страже не объяснять, как князь в тереме появился. Махнув мечом, Вила вновь прореху создала, куда они все дружно и шагнули. Хорошо тепло оделись, после тепла хлебороста в землях дреговичей древлянское княжество встретило их морозом лютым, будто тут ещё лютень стоял аль лютовей. Холодный ветер забирался под душегреи, надетые под тёплые кожухи из овчины, руки в тёплых рукавицах и те подмерзали. Приплясывая в толстых шерстяных юбках, Гранька да Вила ждали, что скажет князь, его тут земли, ему и решать. А тот махнул рукой в сторону занесённой снегом дороги.
— Пойдёмте к воротам, что ли.
До городища верст десять было, промахнулись они, на краю леса очутились. Решили сперва всё ж обогреться у костра. Наломали сушняка и сели, протянув руки к огню. Ведьма оглянулась, казалось ей, что-то кто-то следит за ними из кустов, и это ощущение никак не проходило. Она озиралась, пытаясь понять, кто же смотрит ей в спину, и наконец заметила мелькнувшие в кустах зелёные глаза.
— А ну выходи! — князь тут же вскочил, хватаясь за меч, мало ли кто там таится, может, тать какой затих да ждёт, когда напасть, или нечисть какая.
Кусты зашуршали, и на полянку вышел Леший, весь в замёрзших сосульках, ветки на голове сухие, даже листочка не видать, сам поникший, пустые глаза едва горели на потемневшем угрюмом лице.
— Опусти меч, княже, — раздался сухой, похожий на треск ломающейся ветки голос. — Не со злом я пришёл. Наворотил делов, — он вздохнул, от чего по поляне разнёсся шорох листьев. — Хотел роду твоему отомстить, а в итоге лес свой сгубил.
Он присел на бревно, опустив узловатые руки на колени, прикрытые штанами из сухой травы. Прикрыл глаза; вспомнилось ему, как много лет назад предок Светозара лес вырубил, а когда леший начал людей стращать, сам заявился с мечом тем самым, что сейчас на поясе у князя висит.