Восемь Драконов и Серебряная Змея
Шрифт:
— То есть, если некто умолчал с намерением утаить правду, то он все равно, что солгал, запятнав свою дхарму чернотой греха? — продолжил свою мысль Инь Шэчи.
— Уж не обвиняешь ли ты меня в чем-то, мальчишка? — нахмурился монах.
— Что вы, я не посмел бы, — отповедь старца ничуть не смутила излучающего довольство юношу. — Я — молод и неопытен, и вздумай я судить о людских побуждениях, то ошибался бы много чаще, чем рассуждал правильно. Но скажите мне вот ещё что, мудрец: коли грех останется тайным, уменьшится ли от этого его тяжесть? Коли один лишь согрешивший знает о своем проступке, станет ли легче его провинность?
— Чего ты от меня хочешь, негодный юнец… то есть, молодой господин? — устало спросил монах-уборщик.
— Я —
— В хранилище знаний уже долгие годы прячутся двое, — понизив голос, проговорил он. — Я заметил их в тот самый миг, когда они пробрались внутрь. Негоже вожделеть чужое, и пятнать свою совесть кражей, и я не перестаю надеяться, что оба этих уважаемых господина осознают свою ошибку. Ты прав, юноша — мои слова были обращены не к тебе, но к ним.
— Замечательно! — не удержался от восхищённого возгласа Инь Шэчи. — Я ожидал от вашего секрета чего угодно, наставник, но уж точно не воров, прячущихся в самом сердце Шаолиня! Почему же ваши собратья по секте не поймают этих негодяев? Или прочие монахи, подобно вам, также намерены дать им возможность исправиться?
Престарелый уборщик не успел ответить на вопрос Шэчи. Двое из окон верхнего яруса хранилища знаний словно взорвались изнутри, и две молниеносно-быстрые фигуры метнулись вниз, словно атакующие коршуны — прямиком на старого монаха. Оба — седовласые, одетые в чёрное, и скрывающие лица, они походили на братьев-разбойников, даже в преклонном возрасте не уходящих на покой. Их боевое искусство, впрочем, было невообразимо далеко от жалких разбойничьих навыков — они обрушились на монаха-уборщика едва уловимыми взглядом тенями, а их удары, мощные, быстрые, и непредсказуемые, мгновенно потеснили старика. Тот отлично держался против двоих мастеров — как верно рассудил Шэчи, воинское умение этого скромно выглядящего уборщика было более чем высоко. Его метла свистела и вращалась, словно лопасти ветряка в бурю, отражая удары врагов, и предупреждая их броски и выпады внезапными ответными атаками. Разобщённость и неслаженность двоих в черном также была на руку старому монаху — двоица седых воров непрерывно мешала друг другу, несмотря на свое единодушное намерение убить старца.
— Я ещё не закончил с шаолиньскими техниками, — проскрипел один из мужчин в черном, обрушивая на монаха град ударов ладонями. — Выдав мой секрет, ты отказался от жизни.
— Плата за мои обиды далеко не взята. Я не позволю тебе встать на моем пути, — вторил ему другой, атакуя ноги старца низкими ударами. Его чужеземный выговор резанул слух Шэчи, напомнив юноше некоего мимолётного знакомого из недавнего времени.
Инь Шэчи судорожно лапнул пояс халата, там, где обычно находилась рукоять меча, и раздражённо скривился — гостей Шаолиня обязали оставить оружие у привратников. Он невольно напружинился, глядя на сражающихся — без любимого оружия, он не смог бы противостоять двум ворам и нескольких секунд. Решение было принято мгновенно — применив технику шагов, Инь Шэчи метнулся прочь, во все горло крича:
— Воры в хранилище знаний! Воры и грабители убивают монахов Шаолиня!
Послушники суншаньского монастыря ответили на его вопли с похвальной быстротой — двор, где сражались уборщик и двое воров, чуть ли не сразу заполнился людьми. Целая толпа монахов, от юных послушников, до общавшейся с Дуань Чжэнчунем верхушки храмового начальства, прибыла защищать родной монастырь. Далиский наследный принц, растерянный и недовольный, также сопровождал шестерку высокопоставленных монахов. Шэчи нервно хихикнул: во второй раз за неполный месяц, он поднимал тревогу в буддийском храме, пытаясь спасти его тайные знания.
Казалось, многократное численное превосходство немедленно решит судьбу двух престарелых воришек, но не тут-то было.
Навыки таинственной двоицы поражали воображение не меньше развития их внутренней силы. Один, тощий и низкорослый старик, чьи длинные волосы со следами былой черноты спадали до плеч, неизменно отвечал ударом на удар, применяя те же умения, что и его противники. Этот странный и не всегда действенный метод царапнул внимание Шэчи, пробудив в юноше некое затертое воспоминание, но он не стал рыться в глубинах памяти — сейчас, ему куда интереснее было наблюдать за боем столь блестящих мастеров, в попытках почерпнуть из него что-нибудь для себя.
Второй мужчина в черном был рослым и крепко сбитым. Короткая пегая поросль покрывала его голову, делая старого вора похожим на монаха-расстригу. Этот старик не разменивался на точное копирование навыков своих врагов, непрерывно сыпля разнообразными и могущественными техниками ци. Каждый его удар достигал цели, и если не повергал наземь очередного монаха, то заставлял отступать, и тратить силы на защиту.
Повинуясь командному окрику Сюаньцы, большинство монахов отступили назад, освободив широкое пространство вокруг двух скрытников, все так же пытающихся свалить престарелого уборщика. Мало смысла было в их действиях сейчас — весь Шаолинь узнал их секрет, благодаря крикам Инь Шэчи, но воровские старцы походили на рассудительных мудрецов все меньше. Их атаки, не менее быстрые и мощные, чем ранее, становились все беспорядочнее, а угрозы и яростные крики, которыми они награждали монахов — все злее и бессвязнее. Шэчи с пониманием кивнул головой — скорее всего, раскрытие их тайны, за которым обязано было последовать изгнание из Шаолиня, ввергло двух старых воров в отчаяние.
Тем временем, шестеро высокопоставленных монахов, а с ними — Дуань Чжэнчунь, дружно набросились на старцев в черном. Сила и скорость их натиска, вкупе с численным превосходством, чуть не закончили бой в один-единственный миг: слепящая волна самых разнообразных кулачных, ладонных, и пальцевых техник погребла под собой двух воров. Те с трудом пережили этот сокрушительный навал; потрепанные и окровавленные, они оставили в покое монаха-уборщика, и попытались сбежать, бросившись в разные стороны. Монахи и принц не отстали от них, упорно преследуя скрытных старцев, но вынужденно разделились. Низкорослый и длинноволосый старик метнулся обратно к хранилищу знаний, и легко взбежал по его стене; следом за ним бросились Сюаньцы, Дуань Чжэнчунь, и ещё один монах, пухлый мужчина с бородкой клинышком. Остальные четверо шаолиньских мастеров преследовали широкоплечего старца, что бросился прямо на толпу послушников; двое старших монахов резко ускорились, и приземлились прямо перед вором, надёжно беря его в кольцо вместе с собратьями.
Малорослый старик, тем временем, без большого труда уклонялся от боя с превосходящими силами. Его техника шагов, отточенная и действенная, позволяла легковесному мужчине порхать, подобно бабочке, с одного выступа крыши на другой. Мощные, но не очень быстрые кулачные техники Сюаньцы и его собрата не успевали за быстроногим старцем, без толку кроша в пыль черепицу и прошибая дыры в дереве стен. Один лишь Дуань Чжэнчунь, неустанно осыпающий своего ловкого противника техниками Одного Ян, стремительными и точными, представлял для длинноволосого старика какую-то угрозу. Старый вор не оставлял удары далиского принца без внимания — тот, увлекшись атакой, едва не проморгал целый сноп сияющих стрел ци, целивших в его грудь и лицо. Стрел, во всем подобных техникам самого Дуань Чжэнчуня.