Восемь Драконов и Серебряная Змея
Шрифт:
— Вы поймали его, господин Инь? — раздался от скрипнувшей входной двери голос У Юньлуна. Также защищенный тканевой маской, и одетый в мятый форменный халат, чиновник сдерживал зевоту, но его глаза глядели на молодую пару и их противника пристально и немигающе, полные нетерпеливого ожидания. — Безопасно ли звать приставов?
— Ядовитый дым уже развеялся, — ответила Ваньцин. — Зови своих стражников, пусть они наденут на этого глупца колодки, — при ее словах, мужчина в черном резко дернулся, пытаясь ускользнуть, но вновь замер, когда острия двух мечей уперлись в его грудь и горло. По бледной шее убийцы сбежала вниз струйка крови — клинок Шэчи надрезал кожу.
— Вы двое — вольные странники, ничем не обязанные правительству, — вдруг заговорил плененный
— Сокровище? — насмешливо прищурил бровь Инь Шэчи. — Да еще и величайшее. Что-то мне все это напоминает. Ну-ка, — отняв меч от горла ночного убийцы, он подцепил кончиком клинка его маску, и одним резким движением сорвал ее. Взглядам присутствующих открылось знакомое лицо — тощее, бледное, и почти безволосое, с редкими белесыми волосинками бровей.
— Каким-таким сокровищем может владеть жалкий оборванец? — узнала давешнего сбежавшего бродягу Му Ваньцин. — Остатками золота, что ты не пустил на свой нелепый яд? Даже будь мы с мужем продажными крохоборами, нас и то не соблазнила бы такая мелочь.
— Тебе не понять меня и мои стремления, скудоумная девка! — окрысился неизвестный. Стоило ему заговорить, как Шэчи невольно подметил неестественную красноту его языка и внутренности рта.
— Воробью неведомы помыслы феникса! — громко и раздраженно продолжал убийца. — Я говорю не о каких-то жалких богатствах, но о величайшем из даров, достойном легендарных властителей. Цинь Шихуан искал его, а танские императоры требовали у мудрецов поделиться его тайной, но все они оказались недостойны! Лишь я, я один, вплотную приблизился к его достижению! Я говорю о бессмертии! Оно вот-вот покорится мне, из далекой мечты став действительностью!
— Воробью неведомы помыслы феникса, — с расстановкой повторил его слова Инь Шэчи. — И ты, блистательный феникс, не желающий дать своему сиянию угаснуть, свернул шеи уже четырем жалким воробьям во имя бессмертия — ведь их жизни ничего не стоят, так? А сегодня, ты собирался придушить пятого. Не только язык твой красен, как кровь, но и руки. Вы уже поняли, господин У?
— Беседуй мы за чашей вина, Шэчи, я бы предложил тебе написать его имя на ладони, подобно Чжугэ и Чжоу[1], — нетерпеливо ответил лоянский судья, от воодушевления забывший о своей извечной вежливости. — Скажи его фамилию, а я произнесу имя.
— Юэ, — не замедлил отозваться юноша.
— Фансян, — одновременно с ним проговорил У Юньлун. Оба торжествующе засмеялись.
— Что ж, вы узнали меня, — недовольно скривился убийца. — Значит, вам известна моя слава как алхимика и знатока чудесных эликсиров. Я говорю правду — никогда еще я не был так близок к тайне бессмертия. В обмен на ваше молчание, я готов разделить ее с вами. Лоянского сяньвэя придется убить — этот дурень слепо предан ничтожеству, сидящему на троне, и изданным им глупым законам. Подобные ему неспособны осознать все величие и ценность вечной жизни. Ну же, помогите мне, — его голос звучал все нетерпеливее. — Обещаю, вторая и третья порции законченного эликсира бессмертия станут вашими. Разве не прекрасно будет вырваться из бесконечного цикла перерождений, отбросив свою смертную природу? Вы — муж и жена, разве ваша преданность друг другу достойна распасться под давлением времени и смерти?
— Не смей трогать наши с мужем чувства своим поганым языком, мерзавец, — зло бросила даосу Му Ваньцин. — Как ты вообще можешь говорить о любви, ты, безжалостно прекративший жизни четверых, что не успели ни найти пару, ни оставить потомства?
— Они всего лишь оказались недостойны, — с неожиданной горячностью возразил ей Юэ Фансян. — Их тела были переполнены грязью и ядами сущего, что порождают пороки и жалкая человеческая натура. Даже смягченные растительным составом, что я разработал сам, чистые металлы разрушили их тела и души — очищение удалило слишком многое из сути этих простецов. Но даже
— … То мы умрем, — уверенным тоном завершил его мысль Инь Шэчи. — И эта смерть была бы полностью заслуженной — только редкостный глупец станет пить или есть что-то из рук отравителя и убийцы. Неужто четыре неудачи подряд не зародили в тебе ни единой крупицы сомнений, даос Юэ? Что, если избранный тобой путь — неверен? Что, если используемый тобой состав — всего лишь смертельный яд, с несколькими ненужными добавками?
— Твои речи полны невежества и косности! — воскликнул даос-убийца. Его глаза блестели пуще прежнего, а бледные ноздри дрожали, часто раздуваясь. — Я изучил все труды о Великом Очищении — Книгу Девяти Эликсиров, Писание о Золотом Напитке, и многие другие! Каждая их строка навсегда отпечаталась в моей памяти! Я понял все ошибки древних, все недочеты их рецептов, и несовершенство составов — они всего лишь предназначены для существ, уже возвысившихся над человеческой природой! Первозданные вещества — ртуть, киноварь, золото, и сера, — слишком сильны, слишком могущественны для простецов, копошащихся в грязи этого жалкого мира, и поглощение их ведет лишь к болезням и смерти! Нужен посредник, смягчающий их ослепительную силу, их очищающую мощь! Я сам, сам дошел до этого, после долгих бессонных ночей страданий, когда очищенная ртуть терзала мои внутренности! — он судорожно вдохнул, утомленный своей долгой и возбужденной речью.
— Тварные человеческие энергии слишком отличны от чуждых им сил, таящихся в первозданных веществах, — заговорил он чуть спокойнее. — Сталкиваясь в человеческом теле, эти силы уничтожают друг друга, попутно разрушая свое вместилище. Чтобы примирить эти две противоположности, необходимо нечто среднее, не чуждое одновременно и тварному, и духовному мирам, и этот посредник — целебные растения. Они, будучи несомненным плодом мира тварного, способны целить раны духа, или же причинять их, обладая нужной для этого первозданной энергией. Трава трех звезд — сильнейший яд, наполненный энергией инь. Ее противоположность — драконья кровь, растение столь полное ян, что способно сжечь человека изнутри. И, наконец, трава полынь — ничтожное, мусорное растение, чья смесь энергий недалеко ушла от жалкого человеческого тела. Соединенные должным образом, они обязаны смягчить воздействие первозданных веществ на человеческую суть, приняв на себя их разрушительную силу, и дав дорогу созидательной. Мне нужно лишь найти необходимое сочетание…
— Ты не только непроходимо глуп, но и невежествен, — с тяжелым вздохом прервала его Му Ваньцин. — Трава трех звезд считается присущей инь из-за того, что быстро и надежно разрушает внутренности человека, ведя к немедленной и неотвратимой смерти. Драконья кровь же, будучи принятой вовнутрь, способствует ускорению токов крови, отсюда ее название. О ней говорят, как о растении, полном ян, из-за того, что она вызывает сильный жар — быстро бегущая по жилам кровь делает человеческое тело горячее. Ее воздействие не спасет от отравления — чем быстрее течет кровь, тем скорее расходится по ней яд. Человеку, столь невежественному в лекарских науках, не стоит и пытаться создавать собственные смеси. Неудивительно, что у тебя получился всего лишь разбавленный яд, а не что-то иное.
— Ты! — заорал Юэ Фансян, брызгая слюной. — Глупая девка, ничего не понимающая ни в алхимии, ни в медицине! Не тебе оскорблять мое искусство своими скудоумными измышлениями! Твоя дурость…
Он не договорил — Инь Шэчи, убрав меч в ножны, шагнул ближе, и мощным ударом в челюсть сбил безумного даоса с ног. Тот врезался в стену, и медленно сполз по ней, оставляя на дереве кровавый след — рассерженный юноша не особо сдерживал силу. Брезгливо отряхнув кулак, он обернулся к стоящему у двери У Юньлуну.