Восемь Драконов и Серебряная Змея
Шрифт:
— Сотни лет прошли со времени падения царства Янь, но вы всё потворствуете пустым грёзам этого глупца о его возвращении! Вы все, — широким жестом обвела она четверку мужчин, — тратите свою жизнь на прислуживание никчемному наследнику павшей династии, обманывающему себя и вас бесплодными мечтаниями! Это ли не смешно?
— Тетушка, — со спокойной твердостью ответил Мужун Фу. — Вы — моя старшая, и вправе делать мне замечания, но знайте, — в его голосе зазвучала железная твердость, — никто не может очернять имя Мужунов, и достигнутое ими за много сотен лет трудов. Вернет царство Янь свои земли и подданных, или нет, неизвестно, но одно верно — всякие праздные
— Знай свое место, тетушка, и держи свои досужие мысли при себе, — гордо закончил он, глядя женщине в глаза. Та с ошарашенной улыбкой покачала головой, но не сказала в ответ ни слова.
— Сейчас же пойдем со мной, — отвернувшись от наследника Мужунов, холодно бросила она Ван Юйянь, и требовательно протянула к ней руку. Девушка, бросив на нее грустный взгляд, шевельнулась было в ее сторону, но не успела сдвинуться с места — внезапно, Мужун Фу шагнул вперед, вставая между матерью и дочерью.
— Юйянь — взрослая девушка, и может решать за себя, — его голос вновь звучал спокойно и вежливо. — Почему бы не спросить ее, чего хочет она?
— Я говорю со своей дочерью, и не нуждаюсь в чьих-либо глупых советах, — процедила госпожа Ван. — Сейчас же уйди с моей дороги.
— Она сбежала из дома из-за меня, прибыла в мое поместье по своей воле, и остается здесь по собственному желанию, — не обратил внимания на ее слова наследник Мужунов, говорящий все тем же почтительным тоном. — Может, вы все-таки выслушаете ее? — глаза женщины полыхнули злостью, но прежде, чем она успела бросить в мужчину очередное ядовитое слово, в беседу вмешалась Ван Юйянь.
— Мама, — просительно заговорила она. — Братец Фу — сын вашей сестры. Откуда в вас столько ненависти к нему? И что плохого… — она на мгновение запнулась, но решительно продолжила:
— … В том, чтобы я погостила у двоюродного брата? — госпожа Ван молчала, закаменев лицом.
— Значит, ты на его стороне, — сухо промолвила она. — И против собственной матери. Верно говорят в народе — дочь рождается, чтобы покинуть семью, — она горько усмехнулась. — Ты всерьез хочешь остаться с ним?
— Я не хочу провести в Доме Камелий всю жизнь, — заговорила Юйянь, поначалу неуверенно, но, с каждым словом, ее голос звучал все тверже. — Я не хочу всю жизнь читать книги и любоваться цветами. Я хочу общаться с друзьями, и, — она бросила смущенный взгляд на стоящего рядом Мужун Фу, — быть рядом с любимым, — ошеломленная собственной храбростью, она на миг умолкла, часто дыша и алея щеками, но все же закончила, горячо и искренне:
— Я хочу увидеть мир, мама, хоть это и может быть опасным, и хочу прожить свою жизнь по-своему.
— Вот какую дочь я вырастила, — хрипло проговорила Ли Цинло. Ее глаза влажно блестели, а левая рука, ранее поглаживавшая богато украшенную рукоять меча, крепко вцепилась в подол халата, комкая тонкий шелк. — Дочь, что отказывается от матери ради никчемного юнца, — тяжело вздохнув, женщина продолжила безжизненным голосом:
— Хорошо же. Оставайся со своим возлюбленным, сколько захочешь. Не смей больше возвращаться ко мне, — девушка беззвучно охнула, замерев без движения. Госпожа Ван, договорив эти горькие слова, обернулась к Мужун Фу, и в глазах ее зажегся недобрый огонь.
— Что до тебя, — выплюнула она, — посмотрим, что будет с тобой и твоими глупыми мечтаниями, — она резко развернулась, и широкими шагами прошла обратно к лодке. Взойдя на борт, она отдала своим спутницам короткую команду, и
— Мама! — отчаянно закричала Ван Юйянь. — Мама! Постой! — ее очередной вопль прервался громким всхлипом. Ли Цинло даже не обернулась на голос дочери. Мужун Фу, печально вздохнув, обнял плачущую девушку за плечи, и увел в дом.
* * *
Ван Юйянь раздраженно захлопнула книгу, и отбросила ее прочь. Сегодня, стихи Ли Бо не вселяли в ее душу обычного успокоения — оставшись одна в своей комнате, наедине с собой, она, помимо воли, то и дело возвращалась мыслями к жестоким словам матери, что та сказала перед уходом. Мысли о них снова и снова касались сердца Юйянь ледяными уколами страха за себя и свое будущее, и ядовитой горечью сомнений.
Тогда, после расставания на причале, Мужун Фу удалось утешить девушку, уверить ее, что все будет хорошо, что он, ее двоюродный брат, не оставит любимую сестрицу одну, что ей не придется нуждаться ни в чем, и что ее общество для него лишь в радость. Сейчас, впечатление от его слов потускнело и ослабло, но, что самое худшее, впервые за долгие годы их знакомства, Ван Юйянь услышала в голосе возлюбленного нечто, насторожившее ее.
За ласковым, утешающим тоном Мужун Фу пряталась едва скрываемая радость. Радость, уместная в беседе с ней, потерявшей мать, настолько же, насколько и на похоронах. Девушка попыталась убедить себя, что ее любимый всего лишь рад тому, что им не нужно больше расставаться, но эти мысли показались Ван Юйянь настолько нелепыми и безосновательными, что полыхнувшее в ее душе недовольство на мгновение отогнало тоску.
Поднявшись из-за стола, девушка заходила из угла в угол в раздраженной задумчивости. Дома, все казалось ей простым и понятным: мать, упорствующая в своей беспричинной нелюбви к наследнику Мужунов, неправа. Неправа как в презрении к нему, так и в упорном неприятии его союза со своей дочерью. Стоит Ван Юйянь воссоединиться с любимым двоюродным братом, и их будет ждать одно лишь счастье. Но сейчас, после этого долгожданного воссоединения, счастье что-то не спешило приходить к ней — девушка ощущала лишь неудобство, сожаление, и тягучую пустоту потери.
Решительно распахнув дверь, Юйянь вышла наружу. Она решила вновь разыскать Мужун Фу — несомненно, ее двоюродный брат, мудрый и добрый, вновь найдет нужные слова, чтобы развеять все эти глупые сомнения, и все вновь станет просто и понятно. Воодушевленная этим замыслом, она резво зашагала к главной зале поместья, и уже подходила ко входу в нее по неширокому коридору, как услышала доносящиеся из комнаты негромкие слова. Девушка невольно замедлила шаг, и навострила уши. Она вовсе не собиралась подслушивать, но не смогла совладать с неожиданно вспыхнувшим любопытством.
— … Верно, вы считаете, что я был неправ сегодня, непочтительно обращаясь с моей тетушкой? — голос двоюродного брата был узнан Юйянь немедленно. Молодой мужчина говорил с расслабленным спокойствием, что, вместе со смыслом его слов, заставило девушку насторожиться.
— Именно так, — раздался низкий голос старшего из соратников Мужун Фу, Дэн Байчуаня. — Вы заставили ее потерять лицо, молодой господин. Такое будет трудно забыть, и еще труднее — простить, особенно для столь гордой женщины, как госпожа Ван. Несдержанность вашей двоюродной сестры понятна: она — юная дева, ведомая чувствами. Но вы, старший, обычно мудры и рассудительны. Как вы могли поступить столь легкомысленно?