Восемь Драконов и Серебряная Змея
Шрифт:
— Этого я и боялся, — построжел Дуань Чжэнмин. — Ваши дела, господин принц, показывают вас как человека порочного и безжалостного. Взойдя на трон, вы первым делом собираетесь казнить целую семью, не сделавшую вам ничего дурного, за обиду, нанесённую вам их предками. Бесчисленные беды ожидают царство, которым правит жестокосердный государь. Хоть мой отец, в незнании своем, и занял трон не по праву, он всю жизнь трудился на благо Да Ли, и я, в меру своих скромных сил, следую его примеру. Покорившись тебе, Дуань Яньцин, я бросил бы своих подданных в пасть голодного тигра, и в челюсти свирепого дракона,
— Дуань Яньцин! — голос правителя Да Ли налился силой. — Ты оставишь все мысли навредить моей семье, и немедленно покинешь пределы моего царства. Воспротивься, и, клянусь небом, я убью тебя.
«Иного я и не ожидал от сына предателя,» неутолимая злоба звучала в потустороннем реве первого из Четырех Злодеев. «Ты не умрёшь доброй смертью, Дуань Чжэнмин. Твои останки будут скормлены псам, а кости — брошены без погребения.»
— И где же, позвольте спросить, та армия, что усадит вас на трон, господин разбойный принц? — насмешливо поинтересовался Инь Шэчи. — Или кучка глупцов в перьях, которую ты привел сюда, будет надзирать за порядком в Да Ли, отражать нападения тибетцев, зарящихся на юньнаньские земли, и подавлять неизбежные восстания? На их месте, я бы не стал браться за столь неблагодарную работу.
Бросив на юношу подозрительный взгляд, Дуань Яньцин переглянулся со своей младшей, и та быстро и тихо пробормотала ему что-то. Дослушав, старец в маске неожиданно расплылся в широкой улыбке.
«Как удачно — жертва для духа Юнь Чжунхэ тоже здесь, и даже не думает бежать от своей судьбы,» гулко прогремел его голос. «Я сожгу тебя перед духовной табличкой моего младшего, юный глупец, чтобы твой дух стал его рабом в посмертии. Ты отплатишь за смерть Злейшего из Людей вечностью тяжкого труда!»
— Помнится, братца Юя тоже угрожал сжечь на могиле некий безумец, — задумчиво протянул Шэчи. — Быть может, это у нас семейное, а, братец? — обратился он к шурину. Тот насмешливо фыркнул в ответ.
— Прежде, чем Дуани и их прихлебатели умрут, я в последний раз предложу тебе жизнь и прощение, Дуань Юй, — напыщенно заговорил Дин Чуньцю, также обратив внимание на пасынка Дуань Чжэнчуня. — Поклонись мне земно, как старшему секты Сяояо, верни украденные тобой технику Бега по Волнам и Искусство Северной Тьмы, и я не стану держать на тебя зла за былые дерзости. Ты даже сможешь стать моим доверенным учеником, если делом докажешь свою преданность…
Самодовольную речь Старика с Озера Синсю прервал громкий и язвительный смех. Старец, умолкнув, озадаченно повернулся к Инь Шэчи, который хохотал во все горло, запрокинув голову. Отсмеявшись, юноша вперил в главу секты Синсю внимательный взгляд, полный злой радости.
— Дин Чуньцю! — вскричал он. — Вор, подлец, и трусливый предатель! Долгие месяцы я жаждал и желал сразиться с тобой. В этот же день следующего года, я принесу жертвы на твоей гробнице! — скалясь недоброй улыбкой, он указал на старца в перьях остриём меча.
— Ты ещё кто, безвестный юнец? — раздражённо скривился тот. — Не тебе, ничтожному глупцу, угрожать мне — я, глава секты Синсю, превосхожу тебя во всем.
—
— Ты, верно, мнишь себя кем-то вроде Линь Сянжу[2], дерзя мне, — проскрипел обозленный Дин Чуньцю. — Но ты — вовсе не он, глупый, наглый мальчишка. Ты — всего лишь жертвенное мясо для Яньло-вана. Мясо, что я сейчас приготовлю, — в его ладони зажегся сгусток зеленоватого пламени, бросивший на потолок и стены зловещие извивы теней.
— А ты, видно, считаешь себя птицей Пэн[3], — не остался в долгу Инь Шэчи. Широкая, счастливая улыбка поселилась на его лице — давний враг сам пришел к нему, покинув защиту родных стен. Час мести за его старших, за раны Уя-цзы и унижения Су Синхэ, наконец-то настал. — Или, хотя бы, подушкой из ее перьев. Но ты — не птица, и даже не подушка: оперения у тебя не хватит и на тощего, недокормленного птенца. Особо мало его пониже спины — верно, придется помочь тебе, и запихнуть туда побольше перышек, — Дин Чуньцю поперхнулся воздухом, безмолвно открывая и закрывая рот, а его глаза возмущённо полезли на лоб.
— Да как ты смеешь оскорблять учителя, ничтожество?! — пришел на помощь своему старшему Чжайсин-цзы. — Ты — не ровня ему ни силой, ни знаниями, ни величием, ни известностью! Великий Бессмертный с Озера Синсю!.. — завел он старую песню, и собратья по учебе присоединились к нему во весь голос. — Потрясает подлунный мир!.. Своей невероятной силой!.. И несравненными умениями!..
— А также, благородством своего духа, и неукоснительной верностью данному слову! — с хохотом добавил Инь Шэчи, которого изрядно позабавили вопли учеников его врага.
— А ещё, безукоризненным вкусом в одежде, и неизменной благопристойностью облика, — смеясь, присоединился к зятю Дуань Юй.
— И своими высоким ростом, юным возрастом, и чернотой волос, — презрительно закончила Му Ваньцин, и обратилась к ученикам Дин Чуньцю:
— Вам самим не стыдно орать эту чушь, недоумки? Видит небо, я впервые в жизни слышу настолько несуразную похвальбу.
— Ты, падаль, мерзкая ведьма, поплатишься за свою наглость, — оскорбился старший ученик секты Синсю. — Когда мы расправимся с врагами учителя и его досточтимого союзника, я брошу твои кости псам!
— После того, как мы с мужем прикончим твоего глупого учителя, я приду за твоей головой, — насмешливо ответила Ваньцин. — Если, конечно, никчёмный подхалим и неумеха вроде тебя сумеет прожить так долго.
«Достаточно слов,» загремел жуткий голос Дуань Яньцина. Старец в маске покрепче утвердился на ногах, и поднял костыль, направив его на Дуань Чжэнмина. «Пришло время справедливого возмездия.»
— Верно! — вскричал Инь Шэчи, поднимая меч к небесам. В его голосе звучала искренняя и незамутненная жажда крови, совершенно необычная для добродушного юноши. — Время убрать отсюда принесенные ветром мусор и гниль!