Восемь тетрадей жизни
Шрифт:
Вчера она сказала мне, что Муза —
часть малая большого сочиненья
в честь Пушкина.
На остальное денег не хватило.
Есть краткости названье: «мадригал».
И эта женщина принадлежит Поэту,
как
Я говорю ему: — Она — твоя,
но не скупись, дай вчуже насладиться
красою Музы, помечтать о ней,
как ты мечтал Италию увидеть,
внимая Данте, слушая Россини,
и видел пред собою воды Бренты,
удвоившие мраморную ткань
дворцов Венеции.
Я в дождь пойду под сумрачным зонтом
вдоль берегов Мареккьи, чья вода
так схожа с той, в каналах Петербурга.
УЛИЦА РОССИ
«Читатель ждет уж…»
Любуюсь улицею Росси.
Читатель, жди, повремени,
и ты получишь рифму: в розы
я обращу стихи мои.
Мне родствен Росси, кроткой просьбы
отвергнуть гордому не дам:
летят на мостовую розы
и падают к его ногам.
Подмостки роз — для крыл балета,
сад роз — к подножию колонн,
и Царскосельская аллея —
я знаю, думает о Ком.
Беспечным слогом лицеиста,
возросшим в оду иль в сонет,
воспета цветников царица,
но и утрачена навек.
Вернись ко мне, пропажа розы.
Вот, Росси, подношенье роз.
Рифм розы щедро принял Росси.
Стих
ПОЕДИНОК
Разбитая трамваями дорога
несется вскачь по рытвинам своим,
как будто помнит и воспроизводит
бег лошади:
в окне кареты —
строгий смуглый профиль
стремящегося к цели седока.
Я под зонтом стою у монумента
на месте роковом.
Здесь был он ранен смертью в жизнь, в живот.
Поэта возраст — бытия объем,
который точно равен совершенству.
Вокруг трава, и бегают собаки.
Июнь. Деревьев безутешен плач.
КОНЮШЕННАЯ ПЛОЩАДЬ
На площади пятнадцати ворот,
где прежде ржали царские конюшни
и дрожь плыла по нервам лошадей, есть церковь
Той заупокойной службы,
которой горше у России нет.
Я там стоял, меж рельсами пустыми,
столь сирыми без дребезга трамваев.
Казалось мне: я слышу шум карет
и свист кнутов, что рассекают воздух.
СОНАТА САНКТ-ПЕТЕРБУРГУ
Июня день, двадцать восьмой по счету,
до полночи дожил и не стемнел.
Весь город был лишь светлый воздух сна.
Колонна стройная была опорой мне,
моим воспоминаньям обо всем,
чему внимали зрение и слух,
чрезмерность обращая в соразмерность.
Я думал о Чайковском и о Той,