Восемь тетрадей жизни
Шрифт:
Собака замирает и слушает. Клоун зовет: «Даг… Яго…, и еще — Баба!»
И тут собака, наконец, бежит к нему. Полунин обнимает ее. И опять их жесты становятся танцем, слышится мотив играющего патефона, и постепенно развалины исчезают, и перед нами возникает сегодняшний Санкт-Петербург, сказочный и загадочный…
ТЕО АНГЕЛОПУЛОС
Я решил работать с Тонино, потому что Тонино не сценарист, он поэт.
Я с ним разговариваю, он мне отвечает, мы рассказываем друг другу разные истории; ничего не запрограммировано заранее, не распланировано, не подготовлено,
Мы едим (и очень вкусно, у него дома), гуляем, разговариваем, я ему рассказываю одни истории, он мне рассказывает другие, мы очень естественно и непредсказуемо меняем темы разговоров и рассказов. И вот посредством этого диалога, ничего не имеющего общего со сценарием, мы создаем атмосферу вокруг фильма, который мне предстоит снимать. Так я пишу сценарий.
Память, фантазия, творческие способности Тонино — все это неисчерпаемый волшебный источник.
МИКЕЛАНДЖЕЛО АНТОНИОНИ
Наказание (а может быть, привилегия) Тонино Гуэрры — необходимость всегда быть рядом с Тонино Гуэррой. Я спрашиваю себя, как удается первому, просто человеку, постоянно, без малейшей передышки выносить видение мира второго, поэта.
Еще я спрашиваю себя, как это может быть, чтобы жизненная сила одного, почти дикарский темперамент, посредством другого превращалась в нечто в высшей степени литературное: его произведения.
Существует Библейский завет, который звучит так: «Не создавай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли».
Никому не удалось бы описывать лучше, отвергая этот завет; этим и старался заниматься до сегодняшнего дня Тонино Гуэрра в прозе и в стихах. Писать и описывать то, что было на самом деле или нет.
Для Тонино Гуэрры это — литература. И ничто не может принести ему большего удовлетворения, чем литература, даже если вслед приходят, становясь раз от раза все суровее, одиночество и духовный монизм.
Однако в Тонино Гуэрре человек питает поэта, а тот, в свою очередь, поддерживает человека. Вот почему он будет продолжать писать, вкладывая в это тело и душу, до тех пор, пока будет жить, а быть может, и…
Как бы мне хотелось быть еще здесь, когда с того света придет книга Тонино!
КАРЛО ДИ КАРЛО
Прежде всего, с Тонино нас связывает двадцатидвухлетняя дружба. Кроме того, множество задуманных и подготовленных проектов и огромное сожаление, что нам не удалось снять хотя бы один из трех написанных вместе фильмов.
Но когда я задумываюсь, сколько времени мы провели вместе, сколько попутешествовали (к примеру, в Узбекистане; но также и сидя в кресле), сколько раз мы смеялись за эти годы, то все больше убеждаюсь, что жизнь — это тоже кино.
Однажды Тонино приснился сон: безлюдная, покрытая снегом площадь Святого Петра. Тонино — рядом с одной из колонн галереи Бернини, перед ним — белая площадь. Внезапно окно, то, что на самом верху, распахивается. В черном прямоугольном проеме четко вырисовывается белый силуэт Папы. Он смотрит вниз. Тонино смотрит на него. Папа встречается с ним взглядом, пристально смотрит ему в глаза и, поднеся к губам микрофон, шепчет:
«Нас осталось мало, дорогой Гуэрра!»
Я подозреваю, что с тех пор Тонино остался вообще один.
ФРАНЧЕСКО РОЗИ
В самом начале, когда я начал работать с Тонино, многие мне говорили: «Какое отношение Тонино Гуэрра имеет к фильмам Рози, а поэтический мир Тонино Гуэрры к Франческо Рози?». И все это было чепухой, кроме того, что в моих фильмах всегда присутствует поэзия.
Встреча с Тонино была просто-таки взаимным притяжением. Иногда бывает, что женишься на женщине, у которой могут быть вкусы, отличные от твоих, с которой ты можешь спорить и ссориться, и все же между вами есть какое-то взаимное притяжение… так вот, я бы сказал, что между мной и Тонино было взаимное притяжение, но в то же время и противоречия, как будто мы дополняли друг друга.
В «Деле Маттеи» мы с удовольствием создавали структуру, которая разрушала схемы традиционного повествования; я это уже сделал в «Сальваторе Джулиано», а в «Маттеи» я пошел еще дальше, и Тонино не только с готовностью всегда следовал за мной, но бывал и ведущим.
Тонино совершенно великолепен и искусен в своем деле киносценариста, и мы, в самом деле, получали удовольствие. Мы работали с радостью.
Я помню, как ехал к Тонино работать в девять часов утра и, прежде всего, складывал в порядке свои ручки и карандаши; он всегда смеялся над тем, что я должен привести в порядок ручки и карандаши, но ведь каждый из нас таков, каков есть; впрочем, он сразу же начинал писать, то есть Тонино садился за машинку и мы писали вместе; это было прекрасно, просто восхитительно: сценарий рождался от нашего совместного писания. Мы работали, как безумные, с девяти до двух часов без перерыва, потом шли ели пиццу, возвращались домой, но больше уже не писали, а разговаривали о том, что нам предстоит писать завтра, а на следующее утро все повторялось.
Конечно, в фильме «Три брата» мир Тонино проявился сильнее. Я сказал Тонино: «Я хочу снять фильм о трагедии Италии, разделенной пополам, на север и юг; обо всех крестьянах, покидающих юг и отправляющихся на север; фильм, в котором рассказывалось бы о Неаполе, более глубоко рассказывалось бы о севере и юге, чтобы всей Италии стали понятны сегодняшние проблемы, терроризм». Фильм вышел в 80-м году, и в одном из эпизодов мы затронули проблему терроризма.
Я много рассказывал ему о хуторах, так как снимал «Христос остановился в Эболи», для которого мы вместе писали сценарий, и был влюблен в Луканию и Апулию.
Итак, я сказал ему, что хочу отталкиваться от южного хутора, а Тонино мне поведал о рассказе Платонова, который мог бы нам подойти, и предложил мне «Третьего сына», маленький рассказ, который должен был ввести нас в то, что нам хотелось показать в фильме.
Разумеется, Тонино знал деревенский мир глубже меня. Я познакомился с деревней и крестьянской средой только лишь, когда снимал «Вызов», свой первый фильм о контроле над рынками, о сборе помидоров, о каморре.
А в «Трех братьях» возникает история, соединяющая повествование о крестьянском мире с насущными проблемами, ибо я сделал этот фильм, в частности, для того, чтобы ясно сказать: я не из тех интеллигентов, которые говорят, что они против Государства и против Красных Бригад. Я был вместе с Государством против Красных Бригад, прекрасно осознавая, что потом нам будет нужно изменить это Государство. Я хотел недвусмысленно разъяснить свою позицию против Красных Бригад.