Восемь тетрадей жизни
Шрифт:
Но это мог быть ее сон, отчасти и мой тоже.
В Баку однажды забрели мы в лавку
С расшатанными донельзя дверями.
Среди вещей, покрытых пылью,
Ты отыскала голубой комод,
Украшенный осколками зеркал.
Легчайшие, как ноготки, дрожали
От ветра с моря.
Оно
И временами зеркальце слетало,
К рукам моим его нес ветер…
Лицо твое в нем отразилось.
Я в зеркальце смотрел, покуда
Твое лицо моим не стало.
Когда коты, совсем осоловев от сна, растянулись на полу и на столе кухни, Ремоне берет их одного за другим и закрывает в своей спальне. После чего он высовывает руку наружу из окна кухни. Его ладонь полна крошек хлеба. Свободной рукой тянет на себя сальную занавеску и прячется за нею. Птицы не заставляют себя ждать, они хватают с ладони крошки на лету. Редко кто садится на его большой палец с кое-как отрезанным грубыми ножницами ногтем. Иногда он добавляет к крошкам и кусочки мяса для коршуна, который ворует цыплят. Когда, почуяв мясо, появляется коршун, воздух трепещет от взмахов его крыльев. Но птица тотчас же летит прочь, низко паря над землей, к самому краю долины.
Я нагнулся, чтобы подобрать с земли какой-то круглый предмет, похожий на яблоко, но потом понял, что это был старый клубок ниток. Поднимаю глаза и встречаюсь с глазами зверя, который тоже смотрел на меня. Это было какое-то дикое существо, похожее на кота. Во взгляде — нескрываемое любопытство и страх от неожиданной встречи. Некоторое время мы внимательно изучали друг друга, и я спрашивал себя, как такое совершенство, как глаз, смогло возникнуть само по себе! Занятый этой мыслью, я двинулся дальше и оказался совершенно случайно возле дома, где жила Женщина. В тот же самый миг она открыла дверь и пригласила меня войти, потому что начинался дождь. Женщина сразу же начала рассказывать, что не получала никаких известий от старухи… Показала мне стеклянную вазу, полную цветных птичьих перьев. Дождь стучал по крыше, и мы слушали, как сбегала вода по дырявым водосточным трубам. Эти звуки сливались с шумом воды, стекавшей с листьев.
Мне захотелось отыскать в горах место, где жил старик, умерший всего несколько лет назад. Он соорудил настоящую паутину из водосточных труб, привязывая их к высоким деревьям. Дождевая вода, по его словам, полная космической энергии, стекала в ржавые бочки под виноградными лозами. Женщина предлагает мне накрыться клеенкой от дождя и выходит вместе со мной. Тропинка приводит нас под сплетение этих труб. В них поет вода, быстро текущая внутри. Мы долго наслаждаемся музыкой, которую дарит дождь, и совсем не замечаем, что насквозь промокли. Тогда она берет меня за руку и ведет к себе. Я покорно следую за ней.
Зимой лишь солнце угасало,
Мы спать ложились.
Когда шел дождь,
Подолгу воду слушали,
Бегущую по трубам,
Покуда не вступали в сон.
Мы раздеваемся донага и ложимся в постель, не сдерживая робкую смелость движений. Казалось, наши тела подчиняются грохочущему ритму дождя. Временами молнии разрывают небо. Оба зеркала на комоде загораются их отблесками.
Я рассказал Женщине об одном грузинском князе. Опасаясь ГУЛАГа, он укрывался в горном селении под Бакуриани,
— Я все смотрю туда и жду, когда покажутся наши знамена.
Его глаза светились надеждой. Мы вместе вышли к опушке леса, где стоял старый деревянный дом на высоких сваях, под которыми держат скот. Неожиданно мой спутник наклонился, сорвал с куста зеленый листик и протянул мне его со словами:
— Положите лист в карман — он защитит вас от молний.
— Каких молний? — спросил я, решив, что он намекает на политические гонения.
— Грозовых молний. Они стали очень опасными.
Я вложил листик в записную книжку и спрятал в карман… Когда мы прощались, он сказал мне:
— Нужно верить во все. Особенно в то, что кажется невозможным. Сейчас многие думают, что народные поверья ошибочны, и забывают их. Но Великие Истины не терпят ясности.
Женщина улыбнулась:
— Вот видите, значит, я права, что верю в этот аромат.
Мы вновь прислушались к шуму дождя. Слушали и наслаждались. В великих симфониях присутствует дыхание тишины. Так и в этом оглушительном грохоте возникали затишья, предваряя и подготавливая новые громовые раскаты. Наши тела вздрагивали, непроизвольно учащая прикосновения. В какой-то момент мне показалось, что ее рука нервно погладила меня, словно хотела сорвать случайно найденный цветок. Все казалось созвучным грозе. Когда небесный грохот стих, в комнате еще слышалось учащенное дыхание.
Когда пошел дождь, Ремоне помог всем кошкам укрыться в доме, а сам остался на улице. И в детстве он так же мок под дождем. Ему было приятно чувствовать прохладную влагу, стекавшую по коже. Он вымокал с головы до ног. К счастью, там, где раньше была площадь, горели одновременно четыре фонаря. Возможно, мэрия Бадиа Тедальда по ошибке забыла о них. Ремоне нравилось двигаться в этом влажном свете. Он ходил, пока ему не начало казаться, что он должен что-то совершить, но не знал, что именно. Дойдя до часовни, сложенной угольщиками, Ремоне принялся сразу же разбирать перекрытие из дерева и жести. Он аккуратно складывал все это: бревна по длине, а кровельные листы — один на другой. Наконец-то Ремоне открылся зеленый ковер на полу из травы Луиза. Он вырвал все до последней травинки. Уничтожив ковер, спустился к горному ручью и доверил сорванные листья травы бурным водам. Возвратился домой, разделся донага и запихнул всех кошек в мешки. После чего покинул навсегда и этот дом, и эти места.
Редко случается увидеть подлинный свет, если он еще жив, первозданный свет рождения мира. Теперь это лишь усталые его отголоски, приглушенные нити свечения, которые пронизывают дрожащие тени. Ему любопытно проникнуть в щели не силой, а своей слабостью, дабы суметь снова зажечь краски, ставшие прозрачными у насекомых, уснувших в щелях. Этот свет так постарел, что не способен более освещать. Он продолжает жить, оседая на пыльную россыпь, коросту грязи и стебли травы. Это свечение дарует духовность заброшенным домам и развалинам. Ему удается придать загадочные очертания жукам, закрывшимся сплетением лапок. Поведал мне о первых вспышках света, освещавших мир, монах из Кастельдельчи. Однако этот свет давно ослаб, удалился от крупных центров, которым необходимо яркое освещение. Эти лучи можно еще встретить в покинутых людьми местах, только там они и продолжают жить, утратив свою яркость. Они оживают сразу же после заката, когда руины становятся белыми невесомыми страницами, уже запачканными пеплом ночи. Бледные пятна отрываются от стены и улетают, чтобы стать темнотой. Мне привелось увидеть их однажды утром, еще до рассвета. Я искал утешения в этом мертвом мире пронизывающей до костей влажности, которая поднималась из глубоких расщелин.
Спрашивал себя: для чего пестовать в себе нежность к России далеко от нее и чувствовать себя изгнанником в Италии, особенно теперь, когда моя жена вновь обрела любовь к своей земле, где мы вместе прожили незабываемые дни, шагали в снегопад под звуки музыки!
Квартира в Москве стала маленькой клеткой для нашей сказки.
Случалось иногда нам завтракать вдвоем.
Ей в чай клал сахара кусочек я,
Она заботливо — в мой кофе с молоком.