Восхождение на пустующий трон
Шрифт:
— Деньги нужны всем и всегда. — в ответ на замечание произнес Джонсон. — Неважно кто ты. Важно только одна деталь в этом деле — жив ты или нет. А то на кой черт тебе деньги, которыми ты никогда не воспользуешься?
— Мертвым деньги не нужны, согласен. — утвердительно проговорил Эвен.
— Именно.
— А когда люди уже начнут прибывать? — один-единственный человек, Чарльз, продолжал задавать вопросы по делу.
— Уже завтра он вновь приплывет и высадит на остров три семьи и одного управляющего, дабы «облегчить» мне жизнь. Что я, конечно, ставлю под сомнение.
— Уже завтра. Остров растет по населению семимильными шагами. — проговорил
— Да. Ладно, вы все знаете, теперь можно и поесть. Эвен?
— Да, черт возьми. — Спенсер нехотя встал со стула и пошел к своему «рабочему месту».
Остаток дня прошел, как обычно. Они пообедали и дальше до вечера продолжили заниматься своими делами: Эвен и Оливер вновь пошли на поля, а Пол и Чарльз взяли в руки инструменты и пошли к недостроенной хижине. Эдвард же вместе с Реем пошел в свой кабинет и вновь взял одну из многих книг об истории европейской цивилизации и начал читать.
Вечером они поужинали, Джонсон вместе со всеми пошел в жилую комнату и перед камином обсудил завтрашний день. И вот на часах стукнуло одиннадцать часов, бывший капитан, как и все, начал готовиться ко сну. Рей к этому времени уже дремал на изголовье кровати, с чутка прикрытыми глазами, и будто бы дожидался своего хозяина. Эдвард снял одежду и, как всегда, положил ее на тумбу рядом с кроватью, улегся в постель, укрылся шелковым одеялом и уснул крепким сном.
Глава 10: «Смельчаки, что отправились в неизвестное»
21 июля 1715 года.
И вот наступило долгожданное утро, почти наступило. Легкий утренний туман только-только начал оседать на листьях и понемногу улетучиваться. Эдвард поднялся с кровати, нехотя потянулся, подошел к окну и отодвинул штору рукой, на которой отпечатался рисунок одеяла.
— Солнце только начало подниматься из-за горизонта. — томным голосом и полушепотом проговорил фригольдер[1].
Но не скрылся шепот от тонкого слуха пернатого, и тот аккуратно «свалился» на кровать и клювом натащил на себя немного одеяла. Эдвард посмотрел на это все и всего лишь легко усмехнулся.
— Рей, Рей, Рей. Ты некогда не меняешься. Ты все тот же ленивый большой попугай. Эх. — юноша отпустил штору, позволяя ей чуть проскользить по подоконнику, и подошел к тумбе, на которой он аккуратно вчера вечером сложил свою одежду.
Бывший пират надел на себя свою хлопчатую рубашку, напялил штаны, застегнул ремень, чуть цокнув бляхой, и накинул поверх рубашки черный жилет. Оперся пятой точкой на тумбу, обмотал свои ноги в новенькие портки и всунул их в ботинки. Через минуту он уже спустился на первый этаж и вышел на улицу, наслаждаясь утренней тишиной. Джонсон с облегчением посмотрел на горизонт, на маленькие домины и забрался на крышу теперь уже собственного особняка. Подошел к дымоходу, уселся рядом с ним, облокотился на него и продолжил смотреть в сторону моря. В сторону того самого моря, где пару месяцев назад и сам ходил.
— Свежий утренний воздух так и вливает в только что пробудившийся организм энергию. Хотя у кого как. — и хрустнул между делом пальцем молодой помещик. — Помню я те короткие моменты, когда я мог со спокойной душой расслабиться. — вспоминал один из тех моментов при служении в команде Хиггса, когда ему разрешали расслабиться.
Эдвард молча продолжил сидеть и смотреть на спокойное море. Через несколько минут он расстегнул сначала жилет, а потом рубашку и снял с шеи тот самый серебряный медальон. Брюнет
Как много же не позволял юноша своему сердцу и своей любимой. Постоянно мысленно отстранялся от нее, пытаясь защитить свои мысли, поступая, как маленький ребенок. Но те самые теплые чувства Эдвард никогда не смел, ставить под сомнение. Именно Элизабет стала тем человеком, для которого юноша так сильно хотел поменяться, измениться в лучшую сторону, пусть и таким радикальным методом. Пусть Элизабет и не догадывалась даже, но именно она тот человек, чьи интересы Джонсон неосознанно ставил выше своих. Ее будущее благополучие и благополучие их будущих детей заставило ребенка действовать. Правда Эдвард это признает не скоро. Все его эгоистичные желание, как он думал, взяли свое начало от желания подарить своей будущей семье лучшее до чего способен прикоснуться человек. Было бы проще, если бы юноша проглотил свою гордость и принял помощь от будущего тестя.
— Элизабет, помнишь, я обещал тебе приплыть через три года. Как ты видишь, не получиться. — обратился тоскливым голосом к портрету молодой человек. — Совсем не так давно, я написал тебе еще одно письмо и отдал его курьеру, буду надеяться, что скоро получу от тебя ответ, правда если смогу когда-нибудь попасть в Гавану. — Эдвард опустил глаза вниз. — Все-таки мне тебя не хватает, очень. — поднес кулак ко рту и сильно зажмурил глаза. — Надеюсь у тебя все хорошо. — аккуратно закрыл крышку амулета и захотел надеть его на шею, но увидал очертания военного корабля, фрегат, с британским флагом на грот-мачте. — Ха. — легкая улыбка появилась на лице Эдварда, прогоняя меланхоличное настроение.
Он надел амулет на шею, застегнул рубаху и жилет и начал спускаться с крыши. В этот момент он сильно постучал сапогами сначала по крыше, а потом уже по стене и между делом умудрился выкрикнуть: «Подъем! Британский капитан прибыл!». За стеной послышалась едва уловимая ухом брань и глухие удары сапог по полу. Помещик быстрым шагом направился в сторону бухты, с воодушевлением представляя себе знакомство с первыми поселенцами.
Через некоторое время Эдвард вступил на деревянный помост, а фрегат сбросил в воду якорь и перекинул веревки за борт. Генри уже стоял на помосте и наблюдал за своими людьми, что по его приказу привязывали как раз эти веревки к кнехту[2].
— Не ожидал вас так рано застать в моей бухте. — проговорил Джонсон, подойдя к Генри.
— Обязанности. — Филдс выпрямил ноги и повернулся к юноше. — Армия в конце концов.
— Не представляю, во сколько и с какими мыслями вы открываете глаза.
— Ну, тут нет ничего особенного. Часто мысль только одна. — многозначительно проговорил капитан, но следующие слова нарушили всю серьезность. — Брань. Правда, организм уже привык к такому образу жизни, а сознание до сих пор пытается сопротивляться.