Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине
Шрифт:
Еще в самом начале встречи я заметил, что у него жуткий насморк. Он то и дело лазил за носовым платком, промокая обветренный нос: «Вот хронический насморк замучил – полгода не могу избавиться!» Я посоветовал подышать луком и другие народные средства, а лучше всего поменьше тереть нос платком, стараясь регулировать дыхание. Он как-то очень внимательно посмотрел на меня и покорно выполнил все мои советы и рекомендации:
– Ты, случайно, не врач?
– Нет, не врач!
– А я подумал, что врач, поскольку разговариваешь со мной, как с больным. Да, сейчас много врачей хорошо пишут. Я запомнил про твой дождь, который может быть только в России в середине лета. Неужели сам сочинил? – по-владимирски налегая на «о» в слове «сочинил»,
– Вот повешу над камином вместе с самыми дорогими мне фотографиями! – Солоухин энергично потряс мою руку и опять предложил перекинуться в картишки. Я опять отказался. Он опять как бы немножко обиделся:
– А зря! Наверняка знаешь поэта Николая Глазкова. Так вот, благодаря картам, он у нас на глазах выдал одно из лучших своих четверостиший. Играли мы тогда вчетвером на интерес – кто проиграет, лезет под стол и срочно сочиняет четверостишие. Глазков проиграл, залез под стол и произнес: «Я на мир взираю из-под столика. Век двадцатый – век необычайный. Чем событье интересней для историка – тем для современника печальней!» Вот так надо писать!
Мой кумир то разговаривал со мной на «вы», то вроде бы опять на «ты». Я так и не понял до конца, почему он это делал. Нет-нет, да возвращался к старому вопросу: «Вы не врач?» или «Ты, наверно, как-то связан с медициной?» Но, получив отрицательный ответ, все равно где-то в душе оставался при своем мнении, что я, если и не врач, то, по крайней мере, какой-то знахарь или фельдшер скорой помощи.
Время шло. Надо было приступать к съемкам, а Владимир Алексеевич не давал мне возможности выйти из беседы. Видимо, я его чем-то заинтересовал. Он рассказал мне про свою поездку в Бельгию вместе с внучкой к графу Апраксину, потомку тех самых Апраксиных, чьими крепостными были предки Солоухина. Как утром они с графом встречались в гостиной за кофе и бывший крепостной называл своего патрона «Ваше сиятельство», на что потомок знатного рода отвечал: «Владимир, какой я тебе сиятельство? Я обычный банковский служащий и даже никакой не граф. Все давно уже в прошлом!» Но Владимир Алексеевич опять со своей характерной улыбочкой добавлял: «А я все равно его, как бы по забывчивости, нет-нет да и назову “Ваше сиятельство”. А он опять так серьезно оправдывается, как-будто не понимает подколов!»
В рабочем кабине писатель показал на портреты Николая II и Александры Федоровны:
– Вот как раз тогда купил в Бельгии! – и начал свою больную тему про расстрел царской семьи. Было видно, что он боготворит последнего императора и критически относится к Ленину, Свердлову, Юровскому, Белобородову и «прочим шведам». Факты, факты, множество фактов про уничтожение лучшей части русского народа, про его деградацию и вымирание, про всемирный заговор. Я, не совсем согласный с его выводами, вставил фразу:
– Если бы Николай знал, чем кончится дело – то есть будет уничтожена Россия, и, как следствие, его семья, – он бы ни за что не подписался под отречением. Значит, он не обладал умом государственного масштаба?
На что Владимир Алексевич, набычив голову, ответил:
– Вы, молодой человек, даже не представляете, какая против него выступила сила! Вот эта сила и не обладала умом государственного масштаба и не представляла масштабы последствий своей разрушительной деятельности!
Мы сидели за его рабочим столом около залитого солнцем окна и препирались насчет умственных способностей государя-императора и его слабой воли. В конце концов я, окончательно обнаглев, все-таки высказал свои мучающие меня больше месяца сомнения насчет того,
– Смотри-ка ты, смотри-ка. Может быть, может быть! А как и в самом деле угадаешь про флаг-то?! – он опять хитро улыбнулся своей уморительной улыбкой и добавил:
– А все-таки ты меня обманываешь – ты врач, колдун или экстрасенс, как сейчас модно говорить?! Смотри-ка, за два часа, пока я тут сижу с тобой, у меня пропал насморк, который мучил больше полугода! Нехорошо обманывать старшее поколение! Ты – врач, а не фотограф!
После этого мне и в самом деле сделалось неловко и я пошел разыскивать свои фотоаппараты. Солоухин все время разговора шелестел картишками, пытаясь раскладывать пасьянс или заставить меня сыграть с ним партиечку. Поэтому я решил снять его за этим любимым занятием. Так и получились мои снимки русского писателя Владимира Солоухина на фоне раскладываемого им пасьянса. (Теперь, спустя годы, я тоже иногда раскладываю пасьянсы, каждый раз при этом вспоминая Владимира Алексеевича.)
Едва закончилось мое фотомучение, приехало Владимирское телевидение для съемок программы о своем знаменитом земляке. Он, не переодеваясь, в этой же старенькой белой рубашке отвечал на вопросы ведущей и в наиболее «скользких» местах так же хитро улыбался. «За кого Вы, Владимир Алексеевич, за Горбачева или за Ельцина?» – «Я за Россию и каждому из них желаю взвешенности и мудрости в своих поступках! История же оценит их по делам, по тому, что они сделали для России!»
Обратно до Москвы я добирался на автомашине Владимирского телевидения. Пожимая мне на прощание руку, Солоухин со свойственной ему настойчивостью произнес:
– И все-таки ты – врач, знахарь, в крайнем случае фельдшер, как Джуна, например, и твое настоящее призвание – лечить! Займись же ты, наконец, своим настоящим делом!
Владимир Мокроусов Живая память
16 лет назад на государственный конкурс «Создание памятника Победы над фашизмом 1941–1945 гг.» я предложил на месте бассейна «Москва» развернуть «ансамбль воинской Славы Отечества» первой и второй Отечественных войн. (Макет-концепция находится в музее Храма Христа Спасителя.) В честь победы над фашизмом установить монументальный памятник – храм Святого Георгия Победоносца. Но… сначала воссоздать храм Христа Спасителя – памятник победы над Наполеоном в 1812 году, чтобы потомки наши молились, помнили и не рушили памятники Славы Великих Побед Отечества.
По благословению старцев община возрождения Храма Христа Спасителя провела исторический вечер в кинотеатре «Россия». На вечере единогласно выбрали председателя комитета при «Литературной России» Владимира Алексеевича Солоухина. Великого патриота России, славного писателя, радетеля возрождения исторических памятников – прежде всего Храма Христа Спасителя.
В этот комитет был выбран и я. Однажды мне было поручено собрать членов комитета на очередное обсуждение программы действий. Я, набрав номер телефона Владимира Алексеевича, сообщил ему, что хочу сказать читателю про очередную нападку искусителя. Владимир Алексеевич к моему вопросу отнесся неодобрительно, сказал: «Ну, что мы можем сделать с этими копеечками? Построить баньку? Ну, купить танк? – Потом, помолчав, с горечью произнес: – Нам надо самораспускаться». Я возмутился и бросил ему: «Ну и самораспускайся!.. а мы останемся». Я повесил трубку. Досадно было…