Восхождение
Шрифт:
Копелев говорил мне об этом по телефону вечером, после окончания первого дня работы съезда. Он возвращался к этой мысли и в последующие дни. Он понимал и как делегат съезда, и как бригадир строительной бригады, так же как и многие его товарищи — строители, архитекторы, рабочие и инженеры заводов железобетонных изделий, что в решении этой задачи главное слово за ними, что основную работу на пути к достижению этой цели они должны взять на свои плечи.
В те дни съезда многие знакомые или даже малознакомые делегаты поздравляли Копелева с перспективами предстоящих грандиозных строительных работ.
Когда
«Чтобы стройка шла хорошо, надо, чтобы все ребята были счастливы на работе!»
Это сказал мне Владимир Ефимович, сказал, когда мы, беседуя, гуляли по его строительной площадке. Сказал вроде бы случайно, пришла ему в голову мысль, вот он ее так и сформулировал.
Наверно, он и не придал ей большого значения. А возможно, и не обратил внимания на тот глубокий и примечательный смысл, который выражали эти слова.
А ведь если подумать, то это сказано отлично! На работе надо быть счастливым! У счастливого рабочего дело спорится лучше, быстрее. Да, именно так!
Я помню, что эту фразу Владимир Ефимович произнес в дни работы XXIV съезда. И не случайно. Я же тогда подумал, что делегат от Москвы, бригадир Владимир Копелев получает от съезда такое удовлетворение и радость, вбирает в себя такой мощный и прочный запас социального оптимизма, энергии, веры в будущее, которые помогут ему быть счастливым на работе, в каждодневных своих строительных буднях, еще многие и многие годы.
Рабочая честь
На стене серенького продолговатого вагончика крупными буквами было выведено: «Комсомольско-молодежное монтажное управление № 5. Предприятие коммунистического труда. Поток № 4», а выше еще более рельефно и крупно написано: «Монтажники». Около этого передвигающегося на колесах домика собирались с разных сторон строительной площадки рабочие копелевской бригады.
Внутри вагончика на небольшом пространстве располагались шкафы с документацией, подсобное помещение для разных материалов и инструментов, а в центральной части два стола, на одном из них телефон. Вернее, по внешнему виду аппарат напоминал полевой телефон времен войны, на самом же деле это был прибор для прямой радиосвязи участка и потока с главной диспетчерской Домостроительного комбината. Так как в новом, только строящемся районе не могло существовать еще телефонной сети, то по радиосвязи осуществлялся контроль за строительством, передавались указания руководителя управления и всего комбината.
Внутрь вагончика, если уж очень потесниться, могло от силы войти человек десять. У Копелева же насчитывалось пятьдесят пять строителей, и хотя работа шла по трехсменному графику, все равно внутри домика общее собрание бригады провести не представлялось возможным.
На дворе же стоял летний день, небо чистое, трава вокруг вагончика сухая,
Так и поступил Копелев, сел на ступеньку, как обычно, безо всяких торжественных церемоний, открыв собрание.
— Тихо, ребята, все тихо, и начали, время — деньги! — объявил он.
— Меняю! — крикнул Валерий Максимов.
— Чего? — спросил Копелев.
— Свободное время на деньги.
— Ладно, Валера, не до шуток, — нахмурился Копелев. Он слегка погрозил пальцем своему звеньевому.
Рядом с ним около вагончика стояли Николай Большаков, Петр Ябеков, Николай Куракин, Михаил Маган, Алексей Бобров — актив бригады, ее боевое, крепкое ядро. Это были люди основательные, рассудительные, которые не дадут сбить серьезный настрой собрания шутками, прибаутками, всякого рода репликами, от которых порою нет отбоя.
До плеча Копелева дотронулся рукой Гольбург, подбадривающе кивнул: мол, не тяни, начинай!
Поэтому Копелев не стал отвечать на шутку Валерки Максимова, чтобы самому не сбиться с серьезного тона и не размагничивать настроение собравшихся.
— Чем больше организованности, тем скорее закончим, товарищи. Бригада мы скоростная и все должны делать в темпе. Понятно?
Сказав это, Копелев расстегнул ворот легкой серой рубашки, заправленной в брезентовые рабочие брюки с красивым поролоновым пояском.
Копелев любил яркие, броские краски в рабочей одежде, которую носил на строительной площадке, в которой лазил по этажам, устанавливал панели. Вот и сейчас его рубаха привлекала внимание двойными черными полосками на сером фоне; они шли от плеч к поясу и, пересекаясь с полосками вокруг груди, создавали крупные квадраты.
Рубашка чем-то напоминала карту с сеткой меридианов и широт. Кроме того, что она нравилась Копелеву, рубашка выполняла еще и некоторые охранительные функции на монтажной площадке. Так видны издали и призывают к осторожности ярко-желтые куртки у дорожных рабочих.
Так как было жарко, Копелев снял с головы и свою твердую каску, пальцами расправив слежавшиеся, влажные от пота волосы.
— По первому вопросу слово Бондаренко Ивану Ивановичу, парторгу нашего строительного потока, — громко сказал Копелев, но в этот момент вспомнил, что не объявил повестку дня. — Забыл о повестке. Так вот, первый вопрос — о работе в новом ритме, как мы с этим делом справляемся, а второй — о проступке монтажника Толика Зайцева. Первый большой вопрос, второй поменьше, но они, между прочим, крепко связаны.
Бондаренко сел на ступеньку рядом с Копелевым. Негромко, так, словно бы разговаривал дома с друзьями, он начал свою речь о работе потока за эти летние месяцы. Бондаренко не злоупотреблял ни цифрами, ни итоговыми выкладками, так как они были всем известны, ибо прямо связывались с зарплатой каждого строителя.
Говорил же он главным образом о том, что трудно было выразить цифрами, процентами и суммами премиальных, но что для бригады являлось не менее важным, чем скорость монтажа. Он говорил о трудовом настроении, о дружбе, взаимовыручке, о дисциплине и чувстве долга, об атмосфере товарищества в бригаде.