Восхождение
Шрифт:
В Альгамбре немало и больших водоемов, они в самом дворце и под открытым небом, в окружении знаменитых «садов Альгамбры», составленных из аллей кипарисов, платанов, олив, арагонской коры, каштанов. Парковое искусство во времена арабов достигало больших высот.
Вот, может быть, поэтому и не очень убедительно прозвучало замечание нашего гида Антонио о том, что арабы строили не слишком хорошо. Я не берусь с ним спорить. Казалось бы, Альгамбра говорила о другом. Но любопытно обоснование, которое привел Антонио.
— По арабским законам только бог мог строить вечное, — сказал Антонио, — ну, а люди, естественно, только временное.
Я
«Не дай-то бог некоторым нашим московским строителям узнать о таких «заповедях». Они бы обратили их в оправдание своей нерадивости, людей, мало пекущихся о качестве и долговечности жилых домов».
Гранадская Альгамбра и Толедский Алькасар, сохранившиеся следы арабской культуры на земле Испании, памятники испанского барокко, которое здесь называют еще «тяжелым барокко» из-за обилия массивных колонн, гипсовой лепнины, фигур людей и ангелов. Или же великолепная испанская готика и влияние арабской культуры на готику, образовавшие свой эклектический стиль — модехас, арабские месхиды — мечети — и рядом соборы, или же удивительный архитектурный симбиоз, который можно увидеть в гигантском Кордовском соборе. Здесь мечеть непосредственно в одном здании соединена с собором, с тремя его частями, сооружавшимися в разное время и на протяжении многих десятилетий. Это, пожалуй, самое наглядное в Испании соединение культурных и религиозных напластований. И величественное зрелище, едва ли многим уступающее эстетическому впечатлению от Толедского — главного собора Испании.
Для чего я вспоминаю сейчас обо всем этом? Да все с той же целью — всей мерой своего эстетического восприятия засвидетельствовать благотворность сохранения исторических, культурных, духовных памятников и сооружений, архитектурных богатств, накапливающихся в течение столетий.
Эта же мысль переносит меня в нашу сегодняшнюю, московскую строительную действительность. Давно уже идет и все в нарастающих масштабах реконструкция центра столицы. Как важно сохранить именно здесь, в исторически сложившихся районах, все то, что дорого народной памяти, что связано с историей, культурой, духовной жизнью Москвы и всей страны.
Ведь о Москве мы думаем всегда. И архитекторы, и проектировщики, и писатели, и рабочие-строители, партийные и хозяйственные работники, все жители, все трудящиеся столицы, все советские люди. Мы любим Москву, которая и дальше будет развиваться как крупнейший административно-политический, промышленный, научный и культурный центр, архитектура которой должна сохранить исторические заповедные места и ярко выразить самые прогрессивные идеи нашего социалистического общества.
Заповедные места — это, конечно, особая огромная тема. Кстати говоря, в пределах Садового кольца почти каждую улицу можно было бы назвать заповедной.
Я хочу сейчас вместе с Копелевым бросить взгляд именно с этой точки зрения на одну лишь улицу — Герцена, лежащую в пределах района Красной Пресни, о котором не раз шла речь в этом повествовании, района, где расположены и главные заводы нашего комбината, и сама его дирекция, и строительный штаб Пятого монтажного управления.
Наша улица Герцена, казалось бы, такая знакомая, привычная, уже ничем не удивляющая! А ведь не только эта улица, но и весь район, к ней примыкающий, решением Исполкома Моссовета объявлен заповедным и должен быть реконструирован так, чтобы сохранить на века все
Кстати говоря, в центре Москвы создается девять заповедных зон: улица Кропоткина, Старый Арбат, Петровка — Кузнецкий мост, Китай-город, улица Кирова, Богдана Хмельницкого, Чернышевского, Заяузье, Замоскворечье и наши улицы Герцена и Воровского.
Давайте же мысленно пройдемся по улице Герцена от ее истоков у проспекта Маркса. Московский университет! Тысячи студентов ездят сейчас на Ленинские горы, но идут занятия и в старых корпусах, которые выстроил в духе классицизма знаменитый Матвей Казаков в XVIII веке, а после пожара 1812 года перестроил Жилярди в стиле русского ампира.
Рядом с Университетом восстанавливается в первозданном виде один из красивейших особняков XVIII века, так называемый «дом Меншикова». Дом этот есть в «казаковских альбомах», вобравших в себя не только то, что выстроил сам архитектор, но и то, что показалось ему достойным сохранения. Многие дома из этого альбома и поныне стоят на улице Герцена и прилегающих к ней переулкам. Здания эти будут реставрироваться, как и «дом Меншикова».
Выше комплекс сооружений — Московская консерватория. Это тоже памятник архитектуры, и он навсегда останется таким, каким его знают миллионы почитателей. Консерватория получит и новые корпуса, один из них на месте старенькой, из красного кирпича, школы. И новая оперная студия выйдет своим фасадом на улицу Семашко.
Я как-то гулял с Владимиром Ефимовичем по улице Герцена и, взглянув на здание школы, сказал ему, что это здание скоро снесут.
— А ведь тут до войны некоторое время располагалась, вернее, арендовала гимнастический зал театральная молодежная студия, — вспомнил я. — Здесь родилась известная в свое время пьеса «Город на заре», посвященная строителям Комсомольска-на-Амуре. Пьеса писалась коллективно, молодыми актерами и драматургами. Это содружество было известно еще и под именем ее руководителя — как «студия Арбузова».
Копелев слушал с интересом.
— Это который «Иркутская история»?
— Он самый. Я же, студент в те годы, иногда приходил со своими товарищами сюда смотреть репетиции «Города на заре». Помню молодого Плучека, ныне он руководитель Театра сатиры, тогда вел репетиции, молодого Арбузова, студийцев. Перед самой войной в своей страстной, умной статье поддержал рождение нового театра Константин Паустовский.
— Я люблю этого писателя, — сказал Копелев.
— А потом, в сорок первом, осенью, в том же самом гимнастическом зале разместилась рота истребительного батальона, здесь жили мы, солдаты. Во дворе напротив консерватории учились военному делу, днем и ночью несли патрульную службу во всем районе — от Центрального телеграфа до Зоопарка.
— Я вас понимаю. Но все-таки эту развалюху надо сносить, — произнес Копелев с легким вздохом. — Мы ведь хотим, чтобы Москва становилась все лучше. Я вот с удовольствием поработал бы в центре. Слепил бы здесь высотные кубики.
— Надоели окраины?
— Да нет. И на окраинах хорошо. Но центр — это центр! Что тут говорить! И у людей на виду, — и Копелев усмехнулся, — и до своей квартиры близко. Это ведь всякому удобно, когда работа рядом.
После здания Консерватории мы миновали по пути две церкви с примечательной архитектурой — Малое Вознесение и Большое Вознесение. Здесь, в Большом Вознесении, у Никитских ворот, как известно, состоялось венчание Александра Пушкина с Натальей Гончаровой.