Восхождение
Шрифт:
Мне невольно вспомнился этот разговор примерно год спустя. Он прозвучал тогда как бы впечатляющим и емким вступлением к другой моей беседе — со Станиславом Фроловичем Дворецким. Слушая Дворецкого, я так же, как и он, поглядывал то во двор Хорошевского завода, то на макеты шестнадцатиэтажных домов в глубине кабинета начальника комбината.
Наконец-то свершилось! Первая шестнадцатиэтажка в районе Чертанова была поручена для монтажа бригаде Анатолия Суровцева. Он завоевал это право в упорном соревновании, добившись лучших показателей в 1974 году.
Комбинат совершал
Это была и есть еще пора исправления ошибок, напряженнейшей реконструкции, едва ли не тройного увеличения мощностей комбинатовских заводов.
Это был период смены руководства, выдвижения молодых кадров. Герман Ламочкин стал начальником Домостроительного комбината номер два. В первом же комбинате многое на свои плечи взял сравнительно молодой инженер, тридцатисемилетний Станислав Дворецкий. Он родился под Москвой, в Москве закончил школу и Строительный институт в 1960 году. Мастер, начальник потока, управления — обычные производственные ступеньки Дворецкий прошел тоже на стройках столицы, своего родного города.
Рассказывая мне, как на комбинате наряду с освоением шестнадцатиэтажных зданий будут вести дальнейшую модернизацию девятиэтажек, Дворецкий подошел к макету, плавными движениями рук обрисовал контуры балконов, увеличенных кухонь, которые вместе с лифтовыми клетками (по два лифта в каждом подъезде) создадут своего рода симметричные выпуклости на фасадах домов. И наружные части зданий перестанут быть плоскими, обретут объемность.
— Видимо, добавим этаж, будет десять. И такая десятиэтажка сможет достойно представлять комбинат еще лет пятнадцать, — сказал он.
Мне вспомнился будапештский район Ракошполатан. Там ведь тоже шли по пути поисков новой геометрии и объемов зданий, создающих возможности для архитектурного разнообразия всего ансамбля района.
Неожиданно Дворецкий посетовал на архитекторов. Было время, когда архитекторы упрекали строителей за цветовую монотонность зданий. Теперь монтаж наружных стен из панелей с крупноразмерной плиткой предполагает создание новых районов в цветовой гамме.
— Мы говорим архитекторам: ищите яркие цветовые мелодии в градостроительстве! Создавайте музыку красок! И еще нам нужны так называемые «будущие привязки», то есть места для строительства, чтобы комбинат знал о них года за полтора-два. Это очень важно для перспективного планирования всех наших работ, очень важно! — повторил Дворецкий.
У меня осталось от этой беседы ощущение, что я говорил с молодым руководителем, у которого ясная голова, есть сознание ответственности, уверенный взгляд в будущее комбината и вера в силу коллектива, который сумел пройти через трудную пору перестройки, «не уронив все время возрастающего плана», как выразился Станислав Фролович.
— Нас поняли и поддержали в горкоме
Деловые будни! Я не раз думал, что это серенькое слово «будни», по словарю Ожегова обозначающее «обычную, обыденную жизнь», давно уже получило в наши дни иное семантическое значение. Ибо будни на стройках, на заводах наполнены содержанием такого накала поисков, деловых страстей, соревнования, что их даже как-то кощунственно называть обыденными.
В 8-м микрорайоне Теплого Стана я не был всего два с половиной месяца, уезжая с писательскими бригадами на север Тюменской области и в Венгрию. Тогда, в июле, бригады Копелева и Суровцева монтировали шестнадцатисекционный дом, поделив его пополам. Поодаль виднелось еще несколько зданий типа «башня». И все это находилось очень близко к зеленой опушке реденького леска, так называемой зоны отдыха Черемушкинского района.
А слева и впереди простирались небольшие овраги, пустырь, только на далеком его краю отмеченный зубчатым силуэтом новостроек Тропарева.
Велик ли срок — два с половиной месяца? Но, должно быть, чтобы почувствовать вполне, во всей динамике и мощи, темпы современного строительства в столице, мало одних цифр, как бы они ни выглядели внушительно. Иное дело, когда видишь их реальное воплощение в каменной плоти новых корпусов и кварталов. Когда ты хотя бы раз в два месяца приезжаешь на места новых застроек, чтобы все «пощупать своими глазами».
Я обычно сворачивал с Киевского шоссе около стеклянной будки ГАИ на дорогу, ведущую в зону отдыха, оставляя слева еще чудом сохранившиеся несколько домиков сельского типа с огородами и палисадниками. И странно было видеть здесь коров, спокойно пасущихся на лужайках между березок и сосен, по сути дела, еще в черте города.
Бытовки Суровцева и Копелева находились совсем близко от опушки. Здесь я привык находить бригады. Но в октябре вместо первых двух секций корпуса № 9 я увидел изогнутые гигантской подковой все шестнадцать, а рядом второй такой же дом на шестнадцать секций № 5, несколько новых башен, и передо мной встали уже не отдельные строения, а прорисовывался своими главными контурами весь микрорайон. Он был уже оплетен черными ремнями асфальтовых дорог, выходящих на Окружную магистраль, которую в июле я почему-то не заметил.
И пустыря уже не существовало. Слева успел подняться в небо другой такой же микрорайон, где издали знакомым прямоугольником выделялась комбинатовская девятиэтажка.
Сейчас яркая зелень «цвела» только на зеленых крупноразмерных плитках облицовки корпусов. Прошел дождь, и я лазил между домов по черно-коричневой, под стать краскам октября, вязкой глине. И спрашивал у встречных, где найти Суровцева.
— Вы что, не видите, что здесь монтаж уже закончился, идет отделка? — довольно сердито ответил мне такелажник, цеплявший крючками стропов бадью с цементом. Но сам ответ его говорил о том, что имя Суровцева для него не пустой звук, он знает, что Суровцев монтажник.