Восхождение
Шрифт:
Вот уж поистине брали «и числом, и умением»! В этом эксперименте выразилось то умение «...по-настоящему эффективно, полностью использовать мощности каждого действующего предприятия», о чем говорил в своей речи на праздновании пятидесятилетия Молдавии Леонид Ильич Брежнев, когда, определяя характер будущей, десятой пятилетки, назвал ее «пятилеткой качества».
И в самом деле, разве не проглядывают уже и сейчас в темпах Копелева, в хватке Суровцева эти качественные приметы десятой пятилетки?!
— Сейчас Володи уже нет в Свиблове, он в Бибиреве. Это там же, около ВДНХ, — сказал мне Суровцев осенью семьдесят четвертого года. — Смонтирует восьмисекционный
Не знаю, может быть, это кому-то и покажется малозначительной деталью, но мне было очень приятно слышать тогда эти слова о Копелеве именно от Суровцева. Как тут не почувствовать у постоянного соперника в соревновании и пристальное внимание, и неравнодушную озабоченность тем, когда и как копелевская бригада подтвердит делами свой «Трудовой рапорт», отправленный в ЦК КПСС весной семьдесят четвертого года.
Но если подумать, то иначе, конечно, и не могло быть. Ведь это и есть, по сути дела, растворенная в каждодневных делах и мыслях та самая великая сила коллективизма, которым так славен советский рабочий класс. Это и есть важное чувство локтя товарища, согретая и деловым пафосом соревнования, и магнетизмом духовной близости настоящая дружба людей, посвятивших себя одному делу.
В час обеденного перерыва я пошел с Анатолием Михеевичем, с другими монтажниками по асфальтовой дороге в сторону зоны отдыха. Свернули с Окружной дороги на чистую парковую аллею, вдоль которой тянулись будочки киосков, скамейки, беседки, справа лебединой шеей блеснула синяя гладь небольшого озерца с пристанью, купальней, лодками для катания.
В этот октябрьский день в парке было малолюдно, по-осеннему красиво и грустновато. И как-то даже не верилось, что так быстро от шумных строительных площадок можно попасть в эту тишину, где свежий воздух, пахнет соснами, пожухлыми листьями, мокрой травой. Побольше бы таких самой природой подаренных зеленых зон в местах массовых новых застроек!
Суровцев и его товарищи шагали обедать в Дом медработников, примыкавший к зоне парка уже со стороны Тропарева. Своя передвижная столовая после критического письма в газету, подписанного депутатом Верховного Совета СССР Копелевым и другими строителями, с запозданием прибыла в Теплый Стан, но еще не открылась.
Дорогой я говорил с Суровцевым о Курте Бромберге, который уже прислал из Берлина письмо с благодарностью за встречу в Москве, о новой квартире Анатолия Михеевича, в районе метро «Войковская», о другом парке — Тимирязевском, около которого мы теперь оба живем и куда ходим гулять, о телевидении — там чаще стали приглашать строителей на «Огонек», на вечера в Колонном и других залах...
Прошло несколько месяцев. Суровцев начал и успешно вел монтаж шестнадцатиэтажного дома из унифицированных деталей — первенца новой серии. Этот экспериментальный дом открывал новую страницу в истории индустриального домостроения, он должен был стать и действительно стал этапной стройкой, комфортабельности и эстетической выразительности. То, что честь возводить такой первый дом выпала Суровцеву, вполне закономерно. Он, всегда отличавшийся особой добросовестностью, «рыцарь качества», с высоким уровнем рабочей совестливости, он по справедливости возглавил бригаду, которая «делала первую шестнадцатиэтажку».
Этот первенец новой серии, самый первый дом марки «П-42-16», Суровцев поставил за четыре месяца. Для эксперимента это хороший темп. Ведь такой
А какие это были четыре месяца! На привычном технологическом конвейере бригадир со своими людьми только в утреннюю смену, а здесь, в Северном Чертанове, часто оставался на вторую, приезжал и ночью. Поистине и дни, и ночи внимания, напряжения, труда!
Многие элементы дома монтировались впервые и изготавливались впервые. То, что было гладко на бумаге, на чертежах, сплошь и рядом не вписывалось в бетонный контур здания, не ложилось в заданные архитектурные формы, не состыковывалось с той мерой точности, которую требовал монтаж здания. Так было с балконными плитами, с элементами наружных панелей, с образованием открытого стыка между плоскостями стен, покрытых крупной глазурованной плиткой.
Бригада Суровцева, еще не начав монтажа, взяла обязательство все шестнадцатиэтажные дома, начиная с первого, «сдавать качественно», то есть на оценку «отлично». А тут нужен глаз да глаз бригадира, его неусыпное внимание.
К тому же у самих рабочих по ходу монтажа возникали предложения, как исправить или улучшить тот или иной конструктивный узел, стыковку деталей. Бригадир подсчитал — только с января по май семьдесят пятого люди его бригады подали тридцать рационализаторских предложений. Вот это и есть «обкатка дома» коллективным, пытливым умом рабочих, обкатка опытом рабочих рук, практическое осмысливание проекта.
— Я увидел, что можно увеличить размер кухни. Сначала сам себе не поверил, потом убедился, что это так, — сказал мне Анатолий Михеевич. — Увеличить с восьми метров до двенадцати. При монтаже обнаружилось, что есть для этого возможности, если сдвинуть к одной из наружных стен санузел.
Проектировщики не увидели такой возможности, ее «руками» почувствовал рабочий. Но только сказать: «Я увидел» — это еще полдела. Труднее доказать, что ты увидел правильно. Еще труднее изменить проект, так сказать, на ходу его воплощения.
— Это все равно что броситься на рельсы, когда поезд уже набрал скорость, — мрачновато пошутил Суровцев. Но и мрачные свои шутки он произносил с приятной и располагающей к себе собеседника мягкой улыбкой.
— Ничего, кинулись — и вот, как видите, сами живы и дом стал лучше, — добавил он, все еще улыбаясь с тем очевидным чувством удовлетворения и, как мне показалось, даже удивления, что «бросились и победили», что удалось во многом на ходу улучшить проект первого, экспериментального.
Если Анатолий Михеевич не мог скрыть чувства удовлетворения, то уж мне обратить внимание на этот эпизод, как говорится, сам бог велел! И я не устану искать живинку новизны, примечательные социальные корни во всех этих подробностях быстротекущей производственной жизни, в таких подробностях, которые бросают свет на коренные тенденции развития рабочей жизни, нашего пути к коммунизму.
Когда Анатолий Михеевич произнес слова «авторский день», я сразу почувствовал, что в этой новинке, родившейся в будничной строительной текучке, есть нечто незаурядное, глубоко содержательное. Ведь уже одним тем, что «авторский день» распространялся и на рабочих бригады, уже одним этим в один ряд авторов нового дома выстраивались не только представители научной и конструкторской мысли, но и практики монтажа — рабочие. Это они все вместе собирались «в авторский день» на строительной площадке в Северном Чертанове, каждый вторник, чтобы выслушать замечания всех создателей дома, в том числе рабочих, и обсудить их.