Восхождение
Шрифт:
Я понял из рассказа Суровцева, что каждый вторник, на каждом обсуждении за конкретикой споров по различным предложениям все время вставала и привлекала внимание одна общая и важная для всех проблема. Смысл ее Анатолий Михеевич выразил одной фразой: «Родился новый дом, и его надо продвигать в центр Москвы».
И действительно, сколько лет самый мощный в столице Домостроительный комбинат возводит дома только вблизи периметра Окружной автомобильной дороги! Продвинуться со своим домом в центр столицы — не об этом ли мечтали все последние пять лет и Копелев, и Суровцев, Масленников, Ламочкин, Легчилин, Дворецкий, покойный Логачев?
— Мне нравится новый дом, — сказал мне как-то Суровцев. — Красивый. Зеленоватая башня с белыми пилонами, с лоджиями терракотового цвета. И места на земле он занимает в два раза меньше, чем продолговатые прямоугольники девятиэтажек. А объем жилой площади такой же — 7000 квадратных метров.
Суровцев добавил, что такой дом хорошо будет вписываться в архитектурный рисунок старых районов, поднимая вверх их градостроительный силуэт.
И сама это общая, объединяющая всех проблема, и сознание того, что «авторский день» не показушное мероприятие, а органическая потребность практики строительства, то, что это не единичный эпизод, а система работы архитекторов, проектировщиков с рабочими бригадами, не говорит ли все это о том, что рабочая жизнь на стройках в наши дни поднимается на новые ступени слияния труда физического и умственного!
Закончив дом в Северном Чертанове, в мае, в дни нашего великого праздника тридцатилетия Победы, Суровцев уже поднимал этажи тоже шестнадцатиэтажного, но несколько иной конструкции дома в Зюзине, там же, на Юго-Западе. В те майские дни я зашел в кабинет главного экономиста комбината Петра Давыдовича Косарева, и он показал мне записи хронометража рабочих операций на корпусе Суровцева.
— Определяем калькуляцию на каждый вид работ, — сказал Петр Давыдович. — Устанавливаем новые штаты в бригадах. Еще недавно там было свыше пятидесяти человек. Сейчас у Суровцева уже сорок пять. Он хочет оставить сорок одного. В будущем думаем довести штат до тридцати рабочих, но зато самих бригад станет больше, как и возводимых одновременно зданий. И если в комбинате сейчас двадцать строительных потоков, их станет тридцать.
В этих цифрах есть своя логика, своя воля и своя поэзия. Ведь эти цифры говорят о том, как уменьшается тяжесть труда строителей, вообще доля труда физического и растет мощь механизмов, автоматики. И значение, важность младших командиров производства, бригадиров, мастеров, прорабов — кадровой гвардии строительства.
Ведь это им вместе с рабочими предстоит, осваивая все новые и новые проекты домов, неуклонно, неутомимо, как и требует поступательная динамика наших пятилеток, «давать ежегодно десятипроцентную добавку к достигнутому», по выражению главного экономиста, иными словами — все время идти вперед и вперед.
Я вспомнил, как Геннадий Владимирович Масленников говорил мне, что в период освоения нового дома могут временно снизиться темпы, что и пугало бывших руководителей комбината, а отсюда неизбежны потери в заработках, премиях. Оправдались ли опасения Масленникова? Случилось ли это? Пока не случилось. В бригаде Суровцева на шестнадцатиэтажных по-прежнему держали темп
— Сколько нам еще строить в Москве, на окраинах и в центре! Какой великий город мы создадим! — вырвалось как-то у Суровцева. Это был голос сердца, наполненного рабочей гордостью и удовлетворением.
Я назвал тех, к кому обращено это повествование, — гвардии строителями! Разве могут возникнуть сомнения в том, что люди, добившиеся высших в стране темпов в крупнопанельном домостроении, недостойны такой чести! Да, они, безусловно, гвардейцы труда в наши дни научно-технического прогресса!
Есть в этом, думается мне, не совсем обычном сочетании слов и понятий та общая нравственная основа, которая соединяет годы минувшие и нынешние, труд ратный и мирный, есть те глубокие связи, которые были особенно дороги нам в том юбилейном году — тридцатилетия нашей великой Победы над фашизмом.
Мне и хочется закончить воспоминанием о событии, происшедшем несколько лет назад в Подмосковье, на Пятницком шоссе, вблизи деревни Митино. Здесь молодежь Пятого строительного управления решила в честь разгрома немецко-фашистских войск под Москвой соорудить памятник, красивый и монументальный обелиск, достойный славы мертвых героев.
Было выбрано место, принадлежавшее ранее скромному сельскому кладбищу, которое осенью и зимой сорок первого года сильно разрослось и пополнилось. По сути дела, оно перестало быть сельским и перешло в более почетный и высокий ранг — братской воинской могилы. Здесь похоронили более пятисот воинов, погибших на поле боя или же умерших позже в близко расположенных госпиталях.
Строители заказали проект мемориала, стоимость которого оплатили из доходов управления. Материалы же были взяты из сэкономленного фонда, механизмы и рабочие руки были, естественно, свои, бесплатные. Люди трудились в Митине на общественных началах, в часы после смены или же в выходные дни.
На добровольной этой стройке в разное время поработали все бригады и монтажники, штукатуры и бетонщики, сантехники и герметчики, сотрудники аппарата управления. Что же касается членов партийного и комсомольского бюро, то они познакомились по книгам, по архивам с историей боев на этих северо-западных подступах к столице, с героической обороной на рубежах, подходивших в ноябре сорок первого к самым окраинам деревни Митино.
Надо же было точно знать, кто покоится на братском кладбище, чьи выверенные фамилии можно нанести на белую мраморную плиту в центре основания обелиска.
Одним словом, усилий было потрачено немало. Это было благородное, душевно окрыляющее и большое патриотическое дело, и оно несло награду в самом себе, в полноте нравственного удовлетворения, в светлой грусти, в особом сердечном трепете, который охватывал всякого сознающего свою сопричастность к возвеличиванию памяти погибших.
Вечная слава тем, кто остался лежать в русских полях под Москвой, чтобы по этой земле могли свободно ходить ныне здравствующие и те, кто будет жить счастливо в грядущих поколениях!