Восковые фигуры
Шрифт:
Личная жизнь не удавалась, все, что было, кончалось ничем. Казалось, важным было не это, а что-то другое, связанное с необходимостью жертвовать собой во имя высокой цели. И теперь, когда ее уделом стало одиночество, волей-неволей оставалась одна отдушина — работа, работа, ей она и отдавалась, не жалея сил, лишь бы чем-нибудь заполнить время, ставшее ее лютым врагом. На ближайшем отчетно-выборном собрании ей было поручено делать содоклад, и Маша, пока шла, придумала несколько удачных фраз и, чтобы не забыть, несла их в себе, как воду в тарелке, боясь расплескать.
На широкой тахте свернувшись дремала кошка.
Потом как-то внезапно перестала плакать, успокоилась, встала и посмотрела на себя в зеркало. И засмеялась сквозь слезы. Решение пришло внезапно, как озарение, толчок к незамедлительному действию. Она здесь, а он там — есть ли в этом хоть капля здравого смысла? Движения, пока она приводила себя в порядок, пудрила нос, подкрашивала губы, были немного судорожны, щеки горели, глаза сияли. Лицо, смотревшее на нее из зеркала, было прекрасным.
Дверь в квартиру оказалась открытой. С сильно бьющимся сердцем страхделегат заглянула в щелку и увидела бледную ногу, торчавшую из-под простыни, — решила, что Захаркин спит. Тем лучше! Осторожно прошла на кухню. Здесь все запущено, все грязно, будто не мылось от начала века. Зато есть к чему руки приложить. И она немедленно принялась за дело.
Тот же примерно путь, в то же самое время проделал и Пискунов, которому не терпелось свести знакомство с Захаркиным, но никак не мог его дома застать.
Из кухни кощунственно доносилась веселая песенка. Увлеченная работой, страхделегат не заметила появления постороннего человека. Под ее руками все преображалось. Даже клеенка, не мытая со дня сотворения мира, вдруг приобрела вполне пристойную заводскую расцветку. Вопреки ожиданию, на кухне нашлись картошка и лук, не говоря уже о селедке, и страхделегат стала готовить еду на тот случай, если Захаркин проснется голодный.
Движение за дверью заставило ее насторожиться. Немного растрепанная, раскрасневшаяся от плиты и собственных волнений, готовая ко всему, и к лучшему, и к худшему, ибо в эту минуту решалась ее судьба, страхделегат появилась на пороге.
— Убийство при загадочных обстоятельствах, — задумчиво констатировал Пискунов. — Любовник проникает в комнату через форточку и отправляет любимого супруга в лучший мир, а жена в это время чистит картошку и распевает песенки, демонстрируя перед следствием свою непричастность к совершившемуся злодеянию. Но правосудие стоит на страже закона и покарает виновных! — Он многозначительно поднял палец.
Маша решительно ничего не понимала. Слова Пискунова не входили в сознание как реальность, имеющая отношение лично к ней. Кроме того, она не понимала, кто он и почему он здесь.
Пискунов нагнулся и пошарил внизу рукой, как бы в поисках орудия убийства. С мелодичным стеклянным звоном из-под кушетки выкатилось несколько литровых бутылок — такой звук производит пианист, исполняющий тремоло на самых верхних клавишах. Густо запахло пролившимся самогоном.
— Дело
— Он все время говорил про каких-то трибуна-риев! — Маша обрела наконец-то дар речи. — Кричал во сне.
— А как насчет чертей в белых тапочках? Не появлялись в комнате, не заметили?
— Я на кухне была.
— Редкое по красоте зрелище. Советую при случае заострить внимание. — Миша внезапно переменил тон. — Немедленно: ведро с водой, таз, марганцовка. Ваш муж в опасности!
Общими усилиями организовали промывание желудка. Забастовщик качался над тазом, как белый медведь в зоопарке. Вылетали соленые огурцы и капустные кочерыжки, словно из силосорезки.
— Он что у вас, вегетарианец? — поинтересовался Пискунов. — При такой слабой закуске мож-90 и концы отдать. Каждый человек даже с незаконченным средним образованием обязан знать: самогоном можно отравиться. Перед употреблением продукт необходимо очистить: активированный уголь, марганцовка… — Захаркин очнулся и внимательно слушал. — Совсем обленились, ничего не хотят делать, бастовать только умеют! — сердито выговаривал Пискунов.
При слове «бастовать» Захаркин дернулся и забубнил, как на экзамене:
— Все было, ничего не отрицаю, выпил, погорячился, написал сдуру, окосел. Чепуха все это, не стоит придавать значения…
Миша поощрительно кивал головой.
— Искреннее признание и чистосердечное раскаяние! Ваш муж на пути к нравственному выздоровлению. Суд примет во внимание смягчающие Обстоятельства. А теперь — под холодный душ!
Пока волокли в ванную обмякшее тело, забастовщик стучал пятками по паркету и оказывал посильное сопротивление. Когда же оказался в ванной, то как-то сразу успокоился и с детской непосредственностью разделся догола. Страхделегат завизжала, засмеялась и слепо уткнулась в Пискунова, едва с ног не сбила.
— Не оставляйте меня одну, пожалуйста! — лепетала, покраснев до кончиков ушей.
— Вы не верите в порядочность собственного кужа?
— Я вам все, все объясню. Я… я — девушка… — Видимо, у нее были серьезные основания считать, что над ней надругаются и умоют руки.
— Скромность украшает человека, но усложняет жизнь. Захаркин! — строго позвал Пискунов. — Вы слышали, что сказала эта женщина? Без шалостей!
Из-за полупрозрачной занавески высунулась ватная физиономия.
— Люблю ее… — заныл забастовщик, страстно простирая руки. — Уилла! Будь моей, останься навсегда! Люблю тебя, люблю и обожаю! Жилплощадь в коммуналке мы с тобой…
В волнении Пискунов схватил за руки молодого питекантропа и сильно потряс.
— Где, при каких обстоятельствах вы встречались с женщиной по имени Уилла? Отвечайте! Где, когда?
У Захаркина болталась голова, как у тряпичной куклы. Отпущенный, он вылез до половины из ванной и указал пальцем на страхделегата, которая стояла, закрыв лицо ладонями, хотя и не очень плотно.
— Да вот же она, туточки!
Миша понял: в данный момент продолжать расспросы бесполезно. Оставив телефон редакции и свой домашний, он попросил молодую женщину подробно его информировать, если Захаркин и впредь будет произносить это таинственное имя — Уилла.