Воскрешение из мертвых. Белые шары, черные шары
Шрифт:
И чего только не передумала, чего только не перебрала в своей памяти Людмила, каких только страшных сцен не нарисовала, прежде чем во вторник утром перешагнула порог комнаты номер девятнадцать и предстала перед товарищем Вакуленком. Она вошла сюда с тем развязно-кокетливым и одновременно заискивающим выражением, которое проступало на ее лице всякий раз, когда случалось иметь дело с представителями власти. Она и сама не любила этой своей манеры, оставшейся в наследство от прошлого образа ее жизни, но ничего
Товарищ Вакуленок оказался довольно-таки молодым человеком ничем не примечательной наружности. Он бегло взглянул на повестку, которую предъявила ему Матвеева, пригласил ее сесть, а затем, после небольшой паузы, во время которой он как бы присматривался к своей собеседнице, как бы оценивал ее, спросил:
— Скажите, Людмила Сергеевна, вам известен человек по фамилии Устинов?
— Евгений Андреевич? — переспросила Матвеева. Изумление невольно прозвучало в ее голосе. Меньше всего она ожидала, что здесь пойдет речь об Устинове. — Да, конечно, известен.
— Тогда расскажите, пожалуйста, при каких обстоятельствах вы познакомились с ним?
— Ну, видите ли… — Матвеева замялась. Правое плечо ее непроизвольно дернулось. Она знала за собой это нервное подергивание, доставшееся ей тоже от прошлой ее жизни, и теперь старалась всячески справиться с ним.
— Да вы не смущайтесь, — сказал Вакуленок и даже чуть улыбнулся ободряюще, словно бы давая понять, что он замечает эту нервозность, но не придает ей существенного значения. — Говорите все, как есть.
— Дело в том… — сказала Матвеева. — А почему, собственно, вас это интересует? Что случилось?
«И правда — при чем тут Устинов? — думала она. — Что они хотят от него?»
— Позвольте пока вопросы задавать мне, — мягко, но настойчиво отозвался Вакуленок. — Чуть позже вы все поймете. Я не собираюсь ничего скрывать от вас.
В этой последней фразе ей почудился какой-то смутный намек, невнятная угроза, и она вся внутренне сжалась, похолодела.
— Так все же как вы познакомились с ним, а?
— Дело в том… — повторила Матвеева, — что Евгений Андреевич… он ведет занятия в клубе… клубе поборников трезвости… Я хожу на эти занятия…
— Угу. Значит, вы ходите к нему на занятия. Но откуда вы узнали о нем? Кто посоветовал вам к нему обратиться?
— Одна моя подруга. Видите ли… мне бы не хотелось говорить об этом… — Матвеева опять замялась, но все же преодолела себя, выдавила слова, которые не давались ей: — Я тогда… ну, в общем, довольно сильно выпивала… И подруга сказала мне, будто знает человека, который может помочь мне бросить пить.
— Это и был Устинов?
— Да.
— И что же — он помог вам?
— Да. Помог. Очень.
Плечо ее опять начало подергиваться, но она уже не
— Та-ак… — протянул он. — А скажите, Людмила Сергеевна, сколько всего человек в этом вашем клубе?
— Не знаю точно. Ну, человек пятьдесят. Может, семьдесят. Когда как.
— И занятия свои Устинов проводит сразу со всеми — со всей группой? Или с каждым в отдельности? Индивидуально?
— И так и так, — сказала Матвеева. — Чаще мы занимаемся все вместе, но, бывает, и индивидуально. Это уж как Евгений Андреевич считает нужным.
— Ну вот, к примеру, с вами он занимался индивидуально?
— Да. — Она не могла угадать, куда клонит этот человек, что ему нужно от нее и от Устинова, и от этого чувство скованности и тревожного напряжения не оставляло ее.
— Ясно. И, конечно, индивидуальные занятия стоили дороже, не так ли?
— В каком смысле? Я не поняла вас, — сказала Матвеева.
— В самом прямом, Людмила Сергеевна. Я спрашиваю вас, сколько вы платили Устинову?
— Да вы что! — изумилась Матвеева. — Нисколько я не платила.
— А другие?
— И другие тоже.
Вакуленок укоризненно покачал головой.
— Не надо скрывать, Людмила Сергеевна. Лучше скажите правду. И не опасайтесь. Вам лично ничего не грозит. В конечном счете человек работает, тратит на вас время, хочет получить за это деньги — разве это не естественно?
— Да вы Евгения Андреевича просто не знаете! — горячо воскликнула Матвеева. — Он не такой! Он копейки чужой не возьмет.
— Какая же она чужая, если он ее заработал? Так сколько же вы все-таки ему платили, Людмила Сергеевна, а? — Вакуленок с отрешенным видом что-то рисовал на белом листе бумаги. Он даже не смотрел на Матвееву, словно бы не хотел смущать ее своим взглядом.
— Да говорю вам: нисколько! — Матвеева ощутила, как все лицо ее от возмущения пошло красными горячими пятнами. — С чего вы взяли!
Вакуленок снова с мягкой укоризной качнул головой.
— Вы совершенно напрасно пытаетесь скрыть от нас правду. У нас есть точные сведения, что Устинов получал плату со своих слушателей, или пациентов, не знаю уж, как правильно их назвать.
— Это вранье! Не может этого быть! Да у кого только язык повернулся настучать такое про Евгения Андреевича! Евгений Андреевич, если хотите знать, это такой человек… такой человек… — Она оборвала себя на полуслове, она вдруг почувствовала приближение истерики. Еще немного, и она сорвется. И что она тогда сделает, это одному богу известно. Горячая волна накатывала на нее: нет справедливости! Нет! Почему верх берет всякая сволочь?!