Восьмое чудище света
Шрифт:
Яша убеждал её, как и новоиспечённых орденских рыцарей, в исключительной необходимости и пользе для людей их работы на МСЧ. Он говорил: «Каждый должен быть на своём месте, вот вы, Ёлочка, даже работая в таком мрачном заведении, как зона, несёте радость многим людям. Зэки, после общения с вами, уходят с умиротворенными, улыбающимися лицами. Вы, как бы, очищаете от грязи и оживляете их утомлённые «перевоспитанием» души, вселяя в них радость и надежду, пробуждая давно забытые человеческие чувства»
Часть II
На скользком пути к УДО
Каждый прожитый человеком день – это благословенный, мистический дар небес. Одному даровано много дней, другому поменьше, но все проживают одну – свою собственную жизнь. И каждый человек, бездумно
Так и Яша, многоиспытавший, перерождающийся к новой жизни, герой нашего повествования, работая на МСЧ, где так явственно видны страдания и боль каждого человека, старался сделать хоть что-то хорошее для таких же, как он, обездоленных зэков. Потихоньку втягиваясь и привыкая к работе, он все больше уважал своё место, хотя, по зоновским понятиям, и было оно в самой заднице. Яша думал, что человек должен научиться чувствовать себя нужным, приносящим пользу. И совсем неважно, где ты сейчас находишься, главное – быть хоть немного счастливым. Ведь помогая другим, человек забывает о собственных проблемах и болячках, а облегчая страдания несчастным, он сам обретает душевный покой. А на работе почти каждый день – новые испытания и неожиданные события. Один случай научил его смотреть на вещи более вдумчиво и трезво. Однажды вечером, перед отбоем, подготавливаясь ко сну, думая о доме и даже жалея себя немного о за свою непонятную исковерканную судьбу, Яша услышал вдруг резкие шумы, доносящиеся из коридора. Он выскочил из палаты. Кипишь был серьезный: в ШИЗО вскрылся зэк. Полоснул себя по горлу, да полоснул не на показ, а сильно, по-настоящему. Задел артерию. Его приволокли на МСЧ. Сильное кровотечение, кровь просто брызгала во все стороны.
Была смена Тушёнки (это дежурный фельдшер-стоматолог на сутках). Он должен оказать первую помощь, то есть, зашить артерию и рану. Если бы дело произошло днём, Пруссак быстро решил бы эту проблему. Но стоматолог, конечно, - не хирург. Его потерянное лицо побледнело, началась паника, он просто не знал, что делать. Узбек и Яша сразу поняли, что делать надо что-то самим. Они быстро уложили теряющего сознание зэка на кушетку и начали зашивать рану. Торопились: человека надо было спасать. В спешке допустили грубейшую ошибку: разрез зашили, про артерию… забыли. (Не знали они тогда ещё всех тонкостей военно-полевой хирургии).
И вот раненый лежит с зашитой шеей, а кровь все равно не останавливается и сочится из раны. Поставили капельницу, чего только ни делали для остановки крови. Казалось, что жизнь безвозвратно уходит из пострадавшего. И тут Яша, придерживая его шею, взглянул на Тушёнку. Он был в шоке от этого доктора, который хлопотливо суетился, но ничего не предпринимал. Вызвали Отморозова, терапевта. Тот тоже стал невротически суетиться, грыз ногти, строил планы, обсуждал эти планы вслух сам с собой… В конце концов Яше просто осточертело смотреть на этих перепугавшихся типов. Пришлось привести их в чувства отборным бандитским матом. Наконец, общими усилиями зашили артерию и потихоньку стали приводить в сознание своего пациента... И вернули его к жизни.
А вот поведение докторов в этой драматической ситуации Яшу просто шокировало. Казалось бы, всё просто: человек сам решил уйти из жизни (или хотел припугнуть администрацию). Почему они, доктора, должны его спасать? Твоя жизнь – в твоих руках. Сделал выбор – отвечай за него. Но с другой стороны, подневольного человека довести до крайности очень просто. Тем более, что администрация имела немалый опыт доведения заключенных до самоубийства.
Поэтому именно зеки из ордена «Госпительеров» Узбек и Яша, не раздумывая, ринулись спасать погибающего человека. Когда Яша держал его за шею, чтобы хоть как-то уменьшить кровотечение из раны, он молился за этого человека, уставшего от бесчеловечного режима. Возможно, Господь и не услышал его мольбы, но находившиеся в полузабытье зэк слышал упорное бормотание Яши. Потом, когда его привели в чувство, он, со слезами на глазах, благодарил Яшу и Узбека. Перемазанный кровью Узбек устало ответил: «Благодари Господа, мы – только руки его…» Оказывается, что жизнь дорога даже самому безрассудному человеку, ведь она у него, как и у всех, всего одна.
После этого случая, Яша долго глумился над Тушёнкой и Отморозком, воспроизводя перед своими коллегами их суетливую беспомощность.
Ну,
Один раз Узбек хорошо подшутил над ним. Тушёнка воровал у Узбека бинты для туалетных нужд. Втихую зайдет в процедурку и, пока Узбек занят чем-нибудь, стибрит у него бинт. И так каждый день по два-три раза (сотрудники колонии никогда не жаловались на плохое питание). Ругался-ругался с ним Узбек, а потом придумали они вместе с хитроумным Яковом Григорьевичем одну забавную каверзу. Все бинты убрали, оставили только два. В один из них выдавили тюбик «Капсикама» (такая крепко пахнущая согревающая мазь). И вот озабоченный Тушёнка, как бы случайно зашел в процедурку, взял именно заправленный бинт и отправился с ним в туалет… Через пять минут оттуда раздался свирепый рык тяжелораненого льва: «У, зэки проклятые…» С пылающим лицом вареного рака Тушёнка вылетел из туалета, держась за задницу, неистово матерясь и кляня все на свете. Юморист Яша ржал как конь и как бы благожелательно посоветовал страдающему Тушёнке: «Снимай форму и садись жопой в таз: сразу пройдет». (а вода в такой ситуации ещё сильней раздражает). В общем, повеселились и посмеялись все от души. Тушёнка, кстати, и сам был любителем всяческих розыгрышей и шуток, и потому не обращал на дурашливых зэков никого внимания.
Постепенно Яша освоил все тонкости своей работы, узнал все тайны МСЧ. Работы было очень много. В жилой зоне он практически не появлялся. Иногда вечером приходил на свой 5 отряд. Обсуждали со Скачком происходящие вокруг события, обменивались мнениями, вспоминали всякие истории из своего богатого прошлого…
А тем временем из-за всех этих произошедших переездов зона резко поменяла свое лицо. Теперь в ней были только заходники. Это были уже не молодые простачки с доверчивыми лицами, а матёрые волки уголовного мира с устоявшейся психологией и каждый со своим взглядом на жизнь. Администрация не смогла (или не захотела) вовремя сориентироваться в новой обстановке. Она привыкла руководить молодыми на все согласными роботами, безропотно выполнявшими все установки начальства. А начальству нравилось править рабами. Как быстро входят в образ правителей наши пухлорылые комсомольские недоросли! С какой важностью напыщенные господа офицеры дефилируют перед перепуганными зэками! Старый состав молодых зэков своим собственным страхом и покорностью, своим жалким раболепием перед формой, своей постоянной готовностью стоять со снятой шапкой навытяжку перед администрацией подпитывая начальникам чувство беспредельного всевластия. Чаще всего в жизни люди сами дают повод, чтобы им залезали на шею и хлестали хозяйскими арапниками.
Но новая кровь, влившаяся в колонию, не хотела жить по-старому, в угнетённом рабском состоянии и терпеть изуверское, издевательское к себе отношение. А администрация не сумела вовремя сориентироваться в новой чреватой обстановке, не заметила коренных изменений в психологии заключенных. Да и расставаться со старыми вертухайскими привычками было им, видимо, очень тяжело.
Зэки попытались решить режимные навороты с помощью диалога. Но начальство наше всегда относилось к контингенту без всякого уважения, с плохо скрываемым презрением, и, если выслушивало самые скромные претензии с равнодушной маской на лице, поступало всегда по-своему. Диалога с администрацией не получилось. Жизнь продолжалась в гнетущей атмосфере всё возрастающей ненависти друг к другу.
Наоборот, не прислушавшись к голосу разума, администрация начала закручивать гайки. Во время проверки зэки должны были стоять 40 минут… не шелохнувшись. Сдиповские овчарки бегали по плацу с блокнотами в руках и записывали всех, кто не так стоит, кто недостаточно громко поёт гимн. Рядом всегда начеку ОБешники (сотрудники отдела безопасности). Во главе их – «Пластмассовая голова», постоянно оскорблявший и унижавший зэков. После любимой фразы: «Э, ходок» неизменно следовали мат и оскорбления. Он мог при всех оскорбить, пнуть или ударить не понравившегося ему чем-то зэка. Если кто-то выражал недовольство или перечил этому садисту, он отправлял его в О.Б. на монтану, где и продолжалось дальнейшее глумление. И вот эти «воспитатели» ходили по плацу между отрядами, всматриваясь в лица застывших зэков. Тот кто ищет «крамолу» всегда её находит.