Восьмое чудище света
Шрифт:
Кекс – суперадминистратор, работавший на первой ступени с зэками. Он был учтив, любезен, всегда корректен с зэками, всегда с улыбкой на лице. А люди у нас все разные, больные порой часами ожидали приема, который откладывался из-за каких-нибудь ненужных, бестолковых мероприятий. Были и нервы и угрозы и даже истерики. Но Кекс, с улыбкой во всё лицо, всегда успокаивал всех своей непринуждённой обходительностью. Это был человек без отрицательных эмоций, знающий всё наперед, всегда всё предвидевший, осторожный в словах и делах. Когда на что-то не мог дать ответ, он просто широко улыбался, хлопая своими по-детски наивными глазами. Это был его решительный всепобеждающий козырь.
Вот такой дружный состав работал на МСЧ. Они всегда поддерживали друг друга, делились последним. Собираясь в свободное время на кухне и попивая совместный чай, они весело балагурили, хохотали, беззлобно подкусывали друг друга. Вот все они и поддерживали Яшу, и
Порой Яше казалось, что это – единственное место на зоне, где было просто, легко и светло душе. Больные там не только лечились, но и отдыхали после бессмысленных и жестоких колонийских встрясок. Никогда Яша не слышал там ругани: только деловые споры. Никто никого на МСЧ не подгонял Все эти люди, из разных областей и различные по характерам, знали свое дело и добросовестно делали его. И дай Бог этим парням, с которыми судьба свела вроде случайно, самого доброго и светлого в их нелёгкой жизни.
Да, чуть не забыли мы двух самых незаметных, но так необходимых в деле товарищей – Бесёнок и Шарик. В преступном мире они занимали самую низшую иерархическую ступень – отверженные (обиженные). Но они удивляли всех своими особыми чертами и свойствами: дружбой «не разлей вода», терпением, принятием этого мира таким, какой он есть, спокойствием и трудолюбием. Одного роста, похожи друг на друга. Двое из одного ларца. Они работали на строительстве, мыли всё МСЧ, помогали Узбеку – санитару, выполняли всё, что им поручали. У обоих сроки большие: 8 и 9 лет. 6 лет из них они уже дружат. Всегда вместе. И они постоянно старались быть лучше нормальных зэков. Любую тайну им можно доверить и быть уверенным, что об этом никто не узнает.
Яша своим проницательным взглядом сразу оценил достоинства работающих на МСЧ и был благодарен судьбе, что свела его с такими людьми.
Потихоньку восстанавливая здоровье и анализируя жизнь и работу на МСЧ, он понял, что в основном всё держится на зэках, практически всё делали они: и ремонтировали помещения, и благоустраивали территорию, и лечили, в общем, делали всё – не получая за это ни копейки.
Болезнь помогла Якову приобрести много нового. В первую очередь, полезных знакомств. Он, посмотрев на своих друзей со стороны, понял, кому он небезразличен. Многое он осознал по-новому, а главное – научился прощать. Иногда вечером, после отбоя, когда больные спали, на него накатывала волна особой благодарности этому миру, который не оставлял его без своего внимания и заботы. Постепенно этот мир менял и Яшины представления о самом себе. Менял и облагораживал душу. Яша очень много думал об окружающей его действительности, сравнивая своё отношение к жизни до срока и сейчас. Было стыдно за многое. Сама жизнь, с её неожиданными поворотами и зигзагами, трагические случайности и счастливые встречи, новизна обстановки, исправляли душу. Происходило своего рода покаяние и становление.
К доктору Панкратову Яша давно уже не испытывал никаких отрицательных эмоций. Встречаясь с ним в коридорах больницы, был подчеркнуто вежлив, и не более того. Старался даже в медицинских кругах сердечно благодарить доктора за его «эффективный метод лечения». А вот Понт явно чувствовал себя не в своей тарелке и не знал, как себя вести. Он и потом, так ничего и не поняв, проявит свою ущербную сущность.
После выписки Якова, буквально через неделю, Понт встретил Яшу в столовой. Увидев своего выдуманного врага здоровым и неунывающим, Понт побледнел от злости. Яд эмоций требовал выхода. Понт лихорадочно придумывал, что делать, как докопаться до Яши. Реального повода не было никакого. И тогда… за бритую наголо голову Яши, он попросил другого сотрудника отправить его в дежурку писать бумагу. Но там его ждал неожиданный конфуз. К нему увесистым бумерангом вернулись его злопамятство и вероломство. ДПНК просто рассмеялся и всячески прилюдно его унизил, сказав, что он, доктор Панкратов, мешает работе своим тупым докапыванием до зэков. Понт бесился от бессилия, но махнув рукой, выбежал из дежурки, ненавидя весь свет за неудавшуюся попытку поднасрать Яше. Яша вновь, без особого труда, высыпал горячие угли на его бедовую голову… Впоследствии Понт перевёлся в другое учреждение, но, как говорят, по-прежнему не изменился, делал людям большие и маленькие пакости. Дай-то Бог, что бы он понял, наконец, что такое жизнь и нашёл в ней свое заслуженное место.
Хотелось бы помолиться за всех этих несчастных людей, которые каждый день – добровольно – приходили на службу не для того, что бы нести что-то полезное и светлое в этот мир, а просто отбывать свой пожизненный срок. Дай Бог им понимания и любви.
Выйдя обратно в зону, Яша чувствовал себя уже полностью адаптировавшимся, полным сил, с хорошим настроением и ещё с большей привязанностью к своим
Стремительными ураганами налетали ГБР (всеобщие шмоны). 200-300 ретивых сотрудников, истосковавшихся по полезной работе, заходили в зону, по 15 человек на каждый объект и отряд. Всех зэков выгоняли на улицу. И начиналась, так сказать, вакханалия, глумление над здравым смыслом. Все переворачивали, все настенные панели срывали, все баулы вытряхивали. Находили в основном грязные носки под матрасами. Такие события вызывали радостный резонанс в сердцах усердных служак: как это так, у нас, в эпоху технического прогресса, заключенный прячет грязные носки? Этого зэка заставляли писать бумагу, а потом сразу отправляли на дисциплинарную комиссию со всеми вытекающими последствиями. И не дай Бог, если ты второй раз попадешь туда: отобьют всю жопу. В каждой сумке была опись личных вещей, и если эта опись не совпадала с содержимым, если у тебя, скажем, было не двое трусов, а трое, всё – «пиши бумагу». Что-то объяснять было совершенно невозможно. Эти казённые роботы из параллельного мира с непроницаемыми лицами на все возражения бубнили одно: «пиши бумагу».
Скачок неистовствовал. Он всегда был в не себя после этих ГБРовских разворотов. Тем более, что весь отряд был отстроен его руками. Возмущаясь, он ху-лил и это варварство, и весь белый свет. Ходил к начальнику, пытался что-то доказать, но его никто не слышал. Всем похер были проблемы зеков. Тем более, ведь ГБР – это такое массовое показное мероприятие!
Погода зимой не радовала: порой за тридцать. Многие зэки без нижнего белья, в кожаных ботинках на простой носок. Проверки, проводимые на улице, заряжали всех недовольством. Иногда плац по колено заваливало снегом. Порой убирали его зэки с утра до вечера, но чаще укатывали ботинками на маршировках. В рабочих отрядах тоже было мало радостного. Усталые мужики идут с работы после развода, выходят из промзоны в жилзону,… а там их ждут режимные мероприятия. Раньше в лагерях, вспоминал Яша, если мужик работал, на него вообще не обращали внимания. А тут трудяга вернулся со смены, а ему нельзя ни умыться, ни прилечь, ни посмотреть телевизор или кино. Все были напряжены, злы, взвинчены до крайней степени. Яша чувствовал, что когда-нибудь терпению придет конец, и вулкан прорвется наружу. Зато администрация не предчувствовала ничего (наши начальники действуют всегда только по указке сверху, распорядиться своим умом они патологически не способны). По зековской почте приходили серьезные, нерадостные новости. Во всех лагерях области проходило брожение. То в одном лагере убьют зэка, то в другом – сразу 6 человек. Начались расследования во всей области. В такой ситуации администрация придумала свой выход: отрубить зэков от информационного потока. Всю аппаратуру, где было радио, изъяли. Телефонные переговорные пункты сразу все сломались. А в одной единственной крытой зоне, где был собран отрицательно настроенный контингент, зэки голодали. Позже стало известно, что были возбуждены уголовные дела против начальника управления «Рыжего» и его ближайшего окружения. Они даже были взяты под стражу. Вся верхушка областного управления оказалась, мягко говоря, не на высоте. Люди, которые определяли политику и задавали тон во всех лагерях области, были обыкновенными преступниками. (Некоторые из них впоследствии были осуждены, но многим всё это беззаконие сошло с рук.)
Пресса сообщала о диком беспределе, творившемся в лагерных камерах: зэков ломали, делали калеками, просто убивали в одиночках. И в те же чёрные дни начальник управления «Рыжий» получал благодарности от президента страны за лучшие областные показатели.
На дворе был 2010 год. Все эти чудовищные дела происходили в демократические времена в демократической стране до тех пор, пока не всколыхнулась общественность на воле. Все попытки замять эти происшествия, или свалить всё на зэков, провалились. После длительного процесса, многие были сняты со своих должностей, но большинство по-прежнему получало зарплату или (после увольнения) генеральскую пенсию (за загубленные души, наверное).
Порой Яша был в ужасе от того, что в зоне, находящейся в центре города, происходило такое, что просто глаза на лоб лезли.
После снятия с должностей обмундированных уголовников началась вроде бы оттепель в управленческих головах. Заездили комиссии всяческий организаций. Создавалась видимость благополучия.
На зоне произошел смешной эпизод. Заходит зам по тылу (главный снабженец). Высокий, здоровый, статный, с очень приятным располагающим лицом. И на понимающей нотке, дружелюбно, спрашивает у выстроенного перед ним отряда: