Воспарить к небесам

Эшли Кристен

— Нет, малыш, — мягко сказала я, снова чувствуя, как внутри все истекает кровью.

Однако, на этот раз я истекала кровью за Микки.

— А она их любит? — внезапно спросил он.

— Что, прости? — в замешательстве переспросила я.

— Эш и Килла, — выпалил он. — Потому что если любит, тогда я не понимаю. Меня она не любила. Я ей сказал, чтобы она либо протрезвела, либо убиралась. Мы поссорились. Она поклялась, что у нее нет проблем, говорила, что проблемы у меня. Она вернулась ко мне и нашей семье,

воняя перегаром и выглядя как дерьмо, и это у меня оказались проблемы. Потом она ушла. Это означало, что она предпочла бутылку мне. Это не любовь. Значит, то же самое происходит и с детьми?

— Я ничего не знаю о зависимости, Микки, но думаю, что она любит их, и она любила тебя. Но она не контролирует ситуацию. Ее контролирует зависимость.

— Это слабость, — отрезал он.

— Ты злишься, — тихо сказала я, приближаясь к нему, но, не касаясь. — Знаю, тебе виднее. Болезнь — это не слабость, а алкоголизм — это болезнь.

Он стиснул зубы, отвернулся, и я увидела, как на его щеке заиграли желваки.

Он знал.

Я рискнула и вторглась в его пространство. Когда он не отстранился, я прижалась ближе, крепко обняла его и прильнула щекой к его груди.

Это заняло у него несколько мгновений, но, в конце концов, он обнял меня одной рукой, другой обхватил мой затылок и прижал мою щеку к своей теплой коже.

— С охотничьим домиком не получится, потому что, думаю, она не разберется со своим дерьмом, а детей я ей не отдам, — сказал он поверх моей головы.

Кивнув, я скользнула щекой по его груди, удивляясь, но, не спрашивая, почему он вернул их после ее последней выходки в день рождения Киллиана.

— И это, мать его, отстой, — продолжал он.

Так оно и было, но я не согласилась на словах, просто крепче прижала его к себе.

— Она все еще меня имеет. Она не может держать себя в руках, значит, у меня нет времени с тобой.

— Мы найдем время для себя.

Он неопределенно хмыкнул, прежде чем заявил:

— Может, дерьмо уляжется, через пару месяцев с детьми все будет в порядке, и Джози с Джейком возьмут их, а мы уедем на несколько дней.

Обнимая его, я ответила:

— Было бы хорошо.

Я почувствовала, как от глубокого вдоха грудь Микки расширилась, а затем он выдохнул.

Его рука скользнула к моему подбородку, и он откинул мою голову назад.

Когда он поймал мой взгляд, то сказал:

— Мне нужна моя футболка, чтобы я мог отправиться за своим мальчиком.

Я кивнула, приподнялась на цыпочки, и Микки встретил меня на полпути поцелуем.

Я отодвинулась, и он меня отпустил. Я пошла за халатом, стянула футболку Микки и надела халат.

Когда я вернулась, он уже был в ботинках. Сидя на кушетке, он протянул руку за футболкой.

Надев ее, он снова привлек меня к себе. Я обняла его.

— Тебе

придется припасти для меня парочку умных фраз, чтобы можно было тебя за это оттрахать, — заметил он, и я улыбнулась, в то же время у меня повсюду начало покалывать.

— Не думаю, что это будет трудно, — заверила я его.

— Для тебя — нет, — поддразнил он.

Я улыбнулась ему, затем опустила голову и поцеловала его грудь поверх футболки.

Он обхватил мою голову, удерживая мое лицо, и я оставалась там ради него, потерлась носом о его грудь, затем повернула голову и снова прижалась к нему щекой.

— Прости, что испортил нам ночь, — тихо сказал он.

— Ни одна ночь не испорчена, когда я с тобой, — ответила я.

— Господи, Эми, — это прозвучало как стон прямо перед тем, как я почувствовала его губы на своей макушке.

Мы долго держали друг друга в объятиях, потом я откинула голову, и поймала его взгляд.

— С тобой все будет в порядке?

— У меня нет выбора, но, да, детка. Я всегда в порядке.

Я надеялась, что он не лжет, но, чтобы внести свою лепту (единственное, что я могла сделать), я ободряюще улыбнулась ему и нежно сжала.

Он наклонился и прикоснулся губами к моим губам, прежде чем отпустить, но схватил меня за руку и повел к входной двери.

Он еще раз поцеловал меня, прежде чем вышел за дверь.

— Поговорим завтра, детка.

Я встала в дверях и ответила:

— Хорошо, Микки. — Я смотрела, как он сделал пять шагов, прежде чем крикнула: — Микки!

Он повернулся ко мне.

— Ты отличный парень, замечательный отец, и, уходя от тебя, она приняла худшее решение в своей жизни. Так нехорошо говорить, но уйти от своей семьи — это просто безумие.

В свете уличного фонаря я увидела, как его лицо смягчилось, прежде чем он приказал:

— Не будь такой милой и не заставляй меня хотеть целоваться с тобой до такой степени, что я трахну тебя в прихожей, когда мне нужно забрать моего мальчика.

— Прошу прощения, — сказал я с улыбкой.

— А теперь не маячь в этой гребаной двери в одном халате, — приказал он.

— Никто меня не видит, Микки.

— Детка?

— Что?

— Отойди от этой гребаной двери.

Я покосилась на него и отодвинулась за дверь.

Но прежде чем полностью ее закрыть, я высунулась и послала ему воздушный поцелуй.

Так что, последний раз, когда я видела Микки, он качал головой с усмешкой, которая, возможно, и не была легкой, но, по крайней мере, мне удалось ее вызвать.

*****

Поздним утром следующего дня я вошла в «Дом красоты Мод» и направилась прямо к педикюрным креслам.

Я наклонилась, чтобы коснуться щек Алиссы, которая трудилась над пальцами Джози, сказала «Привет», получила «Привет, детка», а затем проделала то же самое с Джози.