Восстание в крепости
Шрифт:
— Кажется, у тебя есть водица, Вейсал-киши? — спросил он.
Старик нехотя подал ему кувшин.
— Осталось немного.
Алибек взял кувшин и с жадностью принялся пить, издавая громкие звуки. Утолив жажду, он поставил кувшин на землю и провел волосатой рукой по губам.
Его спутник — крестьянин безмолвно стоял в стороне.
— Да накажет аллах этого разбойника Мухаммеда! — проворчал Алибек. — Из-за него пришлось тащиться в такую даль. Жарища какая, даже дышать трудно!..
Вейсал-киши исподлобья взглянул на урядника.
— А что случилось, Алибек? Кажется, Мухаммед
Всякий раз, когда Алибеку напоминали о происшествии на похоронах Кара Насира, где люди Гачага Мухаммеда ранили его в руку, ему казалось, будто бранят его предков.
— Ничего, Вейсал-киши!.. Ты думаешь, все это так сойдет Мухаммеду?! Ошибаешься. Он еще узнает Алибека! Мы с ним сочтемся. Всегда, когда он грабит кого-нибудь, я докладываю властям. Рано или поздно пристав обратится к подполковнику Добровольскому, тот даст в его распоряжение всех своих солдат, и злодей Мухаммед будет схвачен. Вот тогда ваш любимец узнает, как грабить честных людей! — Урядник кивнул головой на стоящего рядом с ним крестьянина и продолжал: — Вот, гляди, вместе с этим будет девять человек, которых он ограбил средь бела дня!
Вейсал-киши с любопытством посмотрел на крестьянина. Тот продолжал хранить молчание, уныло глядя в землю. Заметив, что старик смотрит на него, он кивнул головой, как бы подтверждая сказанное Алибеком.
— У меня в кармане было только два аббаса [18] . И те забрал…
Вейсал-киши, щурясь от солнца, спросил:
— А ты знаешь Мухаммеда в лицо? Видел ли ты его хоть раз своими глазами?
Крестьянин приложил руку к груди и покачал головой.
18
Аббас — двадцатикопеечная монета.
— Нет, не видел. Но я назвал односельчанам его приметы, и все в один голос говорят: это Мухаммед. Вот и Алибек подтверждает, что это был он. Высокий, черноглазый, с бородой. Правда, я не мог хорошо разглядеть его лицо, он был в башлыке…
Вейсал-киши задумался: "Мухаммед высок ростом, черноглаз и с бородой. Но мало ли на свете высоких черноглазых людей? И борода не редкая вещь в наших краях".
— Нет, Алибек, не верю я, что это был Мухаммед! Много лет он скрывается в горах, но я не слышал ни от кого, чтобы он забрал у крестьянина хоть копейку! С чего бы это он вдруг стал заниматься грабежом?
— Послушай меня, Вейсал-киши! — Глаза у урядника сердито сверкнули. — Вы, аксакалы, всегда защищаете и превозносите Мухаммеда до небес, а он закусил удила и творит все, что хочет. Тебя интересует, почему Мухаммед не занимался прежде грабежом, а делает это теперь? А что ему остается? Раньше он мог ночью постучаться в любой дом, и его принимали, как родного сына. Теперь же все боятся, не впускают его. Так можно и с голоду сдохнуть. Вот он и взялся за грабежи. Жаль, что я во время похорон Кара Насира не покончил с ним! Постыдился людей, боялся, скажут: вот, мол, Алибек продал русскому приставу голову своего земляка. Но теперь я ни на что не посмотрю! Пусть хоть
— Я слышал, Алибек, будто ты хотел убить его, но его ребята опередили тебя и прострелили тебе руку, — сказал Вейсал-киши, пряча под усами улыбку. — Так говорят люди, а ты знаешь: народу все известно.
Алибек, не дав Вейсалу-киши договорить, кивнул ему и надел папаху.
— Пошли, — сказал он своему спутнику. — Пусть господин пристав еще раз убедится в том, что Мухаммед занимается разбоем. Расскажешь ему все сам.
Они зашагали по скошенному полю к дороге, ведущей в город.
Вейсал-киши с минуту смотрел им вслед, затем опять принялся жать.
Жара сделалась невыносимой. Несмотря на это, женщина на соседнем участке работала без передышки.
Вейсал-киши размышлял по поводу только-то услышанного. "Что же получается? Неужели наш Мухаммед действительно сделался грабителем на большой дороге? За последнее время было ограблено несколько человек, и все они в один голос утверждают, что ограбил их Гачаг Мухаммед. Мог обознаться один, второй, третий, но ведь все ошибаться не могут! Может, он и вправду сбился с пути? Может, ему и его товарищам приходится туго? Но почему? Он желанный гость в любом доме, никто не откажется накормить его и дать в дорогу кусок хлеба. Нет, не верю я Алибеку. Есть люди, к которым Мухаммед продолжает наведываться по ночам, и они не говорят о нем ничего плохого. Не может быть, чтобы Мухаммед сделался лесным грабителем".
Работая серпом, Вейсал-киши достиг дороги. Он прикинул, что сжата уже треть надела. Связав скошенные колосья в снопы, он снова принялся жать, двигаясь вдоль дороги.
Солнце начало сползать с зенита, вдали снова послышалась солдатская песня. Вскоре старик увидел возвращающихся в город солдат.
Когда солдаты поравнялись с его участком, один из них остановился, приглядываясь к работавшему старику. Это был Виктор Бондарчук. Его товарищи продолжали шагать по дороге, а он стоял у обочины, не спуская глаз с мокрой от пота рубахи старика.
Вдруг он закричал вслед товарищам:
— Ребята, постойте! Давайте поможем старику. Даю слово, одному ему сегодня ни за что не управиться, а для нас это пустяк. Не поленимся, братцы!
Солдаты, успевшие отойти довольно далеко, остановились и начали советоваться. Через минуту они направились к полю Вейсала-киши. Ефрейтор закричал на них, приказывая вернуться, однако никто не послушал его.
Солдаты сбросили гимнастерки, а некоторые даже и нижние рубахи. Среди них был татарин из Казани по имени Мустафа. Он объяснил Вейсалу-киши, что солдаты хотят помочь ему.
Поблагодарив Мустафу, Вейсал-киши сказал, что, раз солдаты хотят сделать доброе дело, пусть они помогут женщине, работающей на соседнем участке, так как она — кормящая мать.
Мустафа перевел слова старика товарищам.
По совету Виктора Бондарчука половина солдат отправилась на участок женщины, к ним присоединился и Вейсал-киши, а вторая половина осталась на поле старика.
Женщина в платке продолжала работать, не замечая, что происходит вокруг нее. К ней подошел Вейсал-киши.