Восстание в крепости
Шрифт:
— Дочь моя, — обратился он к ней, — русские солдаты хотят помочь нам. Я говорю, пусть они помогут сначала тебе. Ты отдохни, ступай вон к той вербе на моем поле и сядь в тенек. Эти молодцы за полчаса дожнут твой овес.
Женщина не стала спорить с почитаемым во всем округе аксакалом, положила на землю серп, взяла ребенка и направилась к вербе.
Солдаты принялись за работу. Десять человек трудились на участке женщины, остальные — у Вейсала-киши.
Ефрейтор некоторое время стоял на дороге, затем направился к солдатам. Однако
Вейсал-киши спросил у Мустафы, почему этот человек не хочет присоединиться к ним.
Мустафа усмехнулся.
— Руки боится замарать. Маленький — а начальник! Они только приказывать умеют.
— А почему он все время ворчит? Или недоволен, что вы помогаете нам?
Мустафа, продолжая посмеиваться, махнул рукой.
— Пусть ворчит. Нам-то что?
— Что же он говорит такое? Наверное, пугает вас?
— Грозится. Как придем в крепость, говорит, все расскажу офицеру, пусть узнает, как вы бросили учение и начали помогать старику.
— А вас не накажут?
— Ничего!.. Ефрейтор один, а нас много!
— Вы всегда так стоите друг за друга?
— А как же? — В голосе Мустафы прозвучала гордость. — Если бы мы не были дружны и не стояли друг за друга горой, нас бы давно переклевали по одному. А так это трудно. Кричат, бранятся, гневаются — да толку мало!
Не прошло и часа, как овес на делянке Вейсала-киши и женщины был сжат, хотя серпов у солдат не было и им приходилось орудовать голыми руками.
Чем старик мог отблагодарить услужливых солдат? Разве только родниковой водой, которая еще оставалась на дне кувшина. Но ведь солдат много, несколькими глотками жажду не утолишь.
Попрощавшись с Вейсалом-киши, солдаты вышли на дорогу. Один из них крикнул:
— Эй, ефрейтор, проснись! Или сон интересный приснился?
Открыв глаза и увидев, что солдаты шагают к городу без него, ефрейтор бросился догонять их.
— Проклятое время! — пробормотал Вейсал-киши. — . Двадцать хороших ребят, добрых сердец, вынуждены подчиняться одному дураку! До каких пор так будет на свете? Сколько я ни живу — порядок все один: хорошим людям живется худо.
Глава четырнадцатая
Улухан пришел в Закаталы перед рассветом, когда сон горожан особенно сладок. В это время даже самые бдительные городовые не могут устоять перед натиском дремы и уходят домой поспать часок-другой.
В трех километрах от города, у деревни Мухаг, его встретили Бахрам и рабочий табачной фабрики Гарай, у которого, как было решено, Улухан должен был остановиться. Жить в родительском доме было опасно.
Никто не мог предположить, что в доме Гарая Улухана увидит жена Казаряна. Когда это случилось, было решено перевести Улухана в другую часть города. Теперь стало особенно опасно появляться в родном доме.
Бахрам считал,
— Если Шушаник узнала Улухана, дело плохо. Могут устроить засаду. Ты же знаешь эту женщину. Она ведь обязательно расскажет всем. А если узнает ее муж…
Улухан согласился с Гараем. Он решил в один день закончить все свои дела и вернуться в Баку. С представителем революционных матросов он должен был встретиться днем. Бахраму предстояло выполнить роль связного.
В полдень, когда большинство жителей Закатал отсиживалось дома, дожидаясь вечерней прохлады, Гарай задворками провел Улухана к дому своей сестры, куда городовые едва ли могли нагрянуть.
Айрапет Хачатурянц еще не ушел от Тайтса, а Улухан уже встретился с Бондарчуком и некоторыми другими товарищами. Встреча продолжалась недолго.
Когда все ушли, Улухану осталось одно — ждать наступления ночи.
Б сумерки пришел Гарай и рассказал ему, что городовые только что нагрянули в дом Бахрама, разыскивая Улухана.
Сам Бахрам был дома. Старая Айше, узнав, что городовые ищут ее сына Улухана, горько заплакала.
— Где он, мой сыночек?… Если найдете, приведите его ко мне. Хочу еще раз перед смертью увидеть родное дитя.
Когда Улухану рассказали об этом, он помрачнел.
— Бедная мать!.. — тихо сказал он.
Гарай посоветовал ему не уходить этой ночью.
— Трудно будет выбраться из города. Всюду шныряют городовые, ищут тебя. Они прямо обнаглели: каждого останавливают. Лучше выждать, пока все успокоится. Здесь ведь тебя никто не найдет.
Улухан подумал.
— Нет, надо уходить! Вот мать не повидал, жалко… Да и с братом надо бы еще поговорить. Да сейчас с ним не встретишься — по пятам ходят.
— Ну гляди… Только тогда уходить надо не по Нухинской дороге, а по шоссе, что ведет к Тифлису.
— Так и сделаю. Спасибо за совет. Будем ждать полуночи.
Шли часы. На улице смолкли шаги, затихли голоса прохожих.
В тот момент, когда Улухан и его товарищи ждали наступления полуночи, кто-то тихонько постучал в ворота Вейсала-киши.
Ночным гостем оказался Гачаг Мухаммед.
Под мышкой у Мухаммеда был сверток. Поздоровавшись с хозяевами дома, он прошел в дальний угол комнаты, чтобы быть подальше от окна.
Тотчас же фитиль керосиновой лампы, висевшей у окна, был прикручен. Хозяйка то и дело выходила во двор, прислушивалась, все ли тихо, и опять возвращалась в дом.
Обычно Вейсал-киши первым начинал разговор с гостем, справлялся о здоровье, расспрашивал о делах, но на этот раз он говорил мало и казался угрюмым. На вопросы отвечал коротко, сдержанно.
Мухаммед не мог не заметить этого.
— Ты сегодня какой-то странный, Вейсал-киши. Не случилось ли чего?
Вейсал-киши, продолжая хмуриться, пожал плечами и, не поднимая глаз на гостя, пробормотал едва слышно: