Восточная Пруссия глазами советских переселенцев
Шрифт:
русских детей. В районе нынешних улиц Комсомольской и Красной и парка имени
Калинина бродили пятнистые чернобелые коровы, лошади. Везде стояли
солдатские повозки, машины. Все было пропитано атмосферой отдыха, эйфории,
раскрепощенности, радости. По городу везде велосипеды валялись; у нас в
деревне такой «техники» не было, и мы ее осваивали, катаясь по асфальту. В
брошенных квартирах мы подобрали себе кое-какую одежду. Прихватили узелки с
вещами, которые
Он и стал нашим первым жильем на Калининградской земле. Через несколько
дней на таких же железнодорожных платформах мы отправились обратно. На
границе с Литвой нас поймали и отвезли под конвоем в Смоленск, а там мы уже
разбежались кто куда.
Прибытие
В дороге переселенцы видели разрушенные города и села России, Украины,
Белоруссии. Но то, что открылось их взору на территории бывшей Восточной
Пруссии, поразило даже фронтовиков.
«В Калининградскую область по плану подлежало переселить 50 семей
рыбаков-колхозников. Фактически переселена 81 семья. На станцию Лабиау
эшелон 442 прибыл [5 октября 1948 г.] на 9-е сутки. Средний состав семьи
выразился в 4,74 человек вместо 5 человек по плану, вследствие чего мы имеем
экономию средств, отпущенных на пособие переселенцам. <...> Вместе с
эшелоном рыбаков в Калининградскую область был отправлен скот
переселенцев: коров — 74, телят — 25, свиней — 6, овец, коз — 131, дом. птицы
— 292, пчелосемей — 5».
Из отчета переселенческого отдела Куйбышевской области за 1948 год.
ГАКуйбО. Ф. 4072. Оп. 1. Д. 14. Л. 1, 7.
Вспоминает Юрий Николаевич Трегуб, приехавший с родителями из Алма-
Аты:
Когда мы стали въезжать в бывшую Восточную Пруссию, когда проехали
город Вилкавишкис, тут начался сплошной ад. Все было разрушено, все дома
32
побиты, на железнодорожных путях вагоны покорежены, кругом противотанковые
ежи, железобетонные укрепления - доты, дзоты, брошенные орудия... Особые
впечатления оставил город Инстербург. Когда подъехали к станции, то она была
вся разрушена. Торчали только столбы железные, на которых когда-то крепилась
кры-
ша, да металлические рамы без стекол. Вокруг обгоревшие кирпичи, в
воздухе стоял запах гари — до сих пор помню его.
И все же страшные следы войны не могли заслонить у переселенцев
естественного чувства любопытства. «Когда подъезжали к городу на поезде,
поразили дома с черепичной крышей. Было очень необычно. Сразу ощущалось,
что здесь жили совсем другие люди. Крыши домов островерхие
выглядели» (Алевтина Васильевна Целовальникова, приехала из Рязани). Все
вокруг казалось чужим, необычным, немного пугающим. И аккуратные
деревенские домики, крытые красной черепицей, и обсаженные деревьями
дороги, и асфальт повсюду.
— Даже по развалинам, которые я наблюдала из окна вагона, — вспоминает
Анна Андреевна Копылова, — сразу было видно, что это уже не Россия, а
Западная Европа. Сердце не стучало, а колотилось. Все было вокруг
интересным, незнакомым, любопытным.
И вот Кенигсберг — конец долгого и трудного пути. Эшелоны разгружались в
разных местах в районе Южного вокзала.
Из воспоминаний калининградской журналистки Марии Павловны Кубаревой:
— Вокзала в нынешнем его виде не существовало. Хотя здание в основном
сохранилось. Поезд остановился у какого-то временного строения барачного
типа. Первое, что сразу же бросалось в глаза, — развороченные
железнодорожные пути, огромное количество разбитой техники, завалы на
товарной станции. Но подходили и разгружались поезда, продавались билеты,
была маленькая камера хранения и зал для приезжих.
Вот как воскрешает в памяти свой приезд Александр Августович М е л н г а л
в:
— Мы приехали в Кенигсберг в пасмурный, слякотный, хмурый, дождливый
день. Это было 17 января 1947 года. Разгружались у двух деревянных бараков,
там и был «зал ожидания». В барак набилась огромная масса народу. Нам
удалось «захватить» скамейку, люди в бараке постоянно двигались. Мы
просидели там двое или трое суток. И самое страшное — море клопов, они
падали прямо е потолка! До сих пор помню, как они кусались... Через какое-то
время я вышел на улицу. Справа и слева — болото, а впереди — развалины. Я
вышел на уцелевший мост на нынешней улице Киевской. Кругом — тишина и
развалины. Слева от железнодорожного полотна — сотни немецких паровозов.
Смотрю с моста в сторону города: ни дымочка, ни машины, ни человека — одни
развалины. Такая пустота! И так тоскливо стало на душе. Вернулся и говорю
маме: «Давай, пока не поздно, обратно». Она отвечает: «Мы же получили деньги,
нас вызвали», — успокоила меня кое-как.
Случалось так, что поезда, прибывавшие ночью, не разгружались и люди
ночевали на станции в вагонах. Вот что рассказывает Михаил Иванович Иванов,
приехавший в 1947 году:
— Нам сказали, чтобы мы не выходили из поезда. В городе неподалеку от
товарной станции шла интенсивная стрельба. Я поинтересовался у военных, в