Вот придет кот

Заворотный Валерий

Еще и в начале девяностых туда никого не допускали — огромный забор, страшный секрет, понимаешь ли. Бережем нервные клетки дорогих россиян. А заодно и мозги бережем от излишнего напряжения.

В девяносто пятом, наконец, сняли охрану, открыли доступ. На одной из могил (братских, разумеется), поставили крест. А не так давно Лидер нации вместе с Патриархом решили посетить Бутово.

Лидер выступил. Сказал и насчет «пустой на поверку идеи», которую «пытались ставить выше человеческой жизни». И насчет того, что 37-й «был хорошо подготовлен предыдущими годами жестокости».

Сказал

о том, что были « сосланы, уничтожены, расстреляны десятки тысяч, миллионы человек. Причем, прежде всего люди со своим собственным мнением, которые не боялись его высказывать…» (Интересную деталь отметил, не так ли?)

Много верных слов произнес. Правда, Сталина не упомянул.

Позднее, когда отмечалась годовщина расстрела в Катыни, выступил и там. Сказал, что « десятилетиями циничной ложью пытались замарать правду». Назвал виновником Берию «и других». Главного палача не назвал, но потом всё же выговорил имя.

Вскоре Дума, вполне стабилизированная, приняла заявление «О Катынской трагедии», где черным по белому: « Массовый расстрел польских граждан в Катыни был произведен согласно прямому указанию Сталина и других советских руководителей и является преступлением сталинского режима».

Вроде бы — точка.

Однако нет. Выясняется — запятая…

Спустя два года после визита в Бутово, состоялась очередная встреча Владимира Владимировича с народом. Встреча, я бы сказал, виртуальная — с помощью «ящика». Представители народа, отобранные по такому случаю в разных городах страны, задавали вопросы, стоя перед камерами. Говорили, в основном, о житье-бытье. Владимир Владимирович терпеливо разъяснял, что всё идет неплохо, а будет идти еще лучше.

Но в конце задушевной беседы вдруг прозвучал вопрос об Иосифе Виссарионовиче. Точнее, об отношении Владимира Владимировича к Иосифу Виссарионовичу.

Путин Владимир Владимирович немного задумался, глянул честным, открытым взглядом в камеру (телевизионную) и сказал (дословно), что « эпохе правления Сталина нельзя дать однозначную оценку». А фигуру самого вождя посоветовал « не забрасывать камнями».

Стоп!.. А как же слова о миллионах жертв, сказанные раньше — на Бутовском полигоне?

А как же официально (заметь, официально) признанные досточтимой единороссной Думой « преступления сталинского режима»?

Значит, режим преступный, а отношение к эпохе правления главного преступника неоднозначно?

Что-то, Вася, как-то, Вася, не очень понятно, Вася…

Хорошо, допустим, политика — «тонкий ход». Дабы не раскачивать лодочку, надо уважить и тех, и других.

— Это как? И тех, кто убивал, и тех, кого убивали? А насчет совести как же?

— Ну, вы и вопросики задаете, батенька. В монастырь пора. Неровен час, еще о душе вспомните. Сказано же вам: «По-ли-ти-ка…»

Такая обстановочка складывалась. Не то чтобы Вождя начали прославлять повсюду, но мода потихоньку

распространялась. Толстенькие книжечки в ярких обложках с портретом генералиссимуса легли на полочки магазинов. Простой и человечный дяденька с неизменной трубочкой замелькал в сериалах.

Да, были у дяденьки отдельные недостатки. А у кого их нет? Но в целом-то, в целом — просто дивный образ, просто отец родной. Если даже пришлепнул миллион-другой, так для великой же цели.

Появились спектакли, передачи по «ящику», статейки в журналах. Поначалу взвешенные: «С одной стороны, нельзя не признать, с другой стороны, нельзя не отметить…» Затем всё более напористые: «Сколько можно долдонить об этих репрессиях? Еще надо разобраться, сколько там и кого. Еще посчитать надо, так ли уж много».

Я иной раз пытаюсь понять, насаждалась ли эта мода сверху (пусть тихой сапой) или «созрел общественный запрос».

Если сверху, то понять можно. Народ истосковался по порядку и запутался в символах. Кто у нас теперь главнее — красная звезда о пяти лучах или золотой орел о двух головах — неясно. Можно выбрать что-то одно: вот только, что именно? Что-то придется отбросить. Иначе как увязать в одной башке Государя и того, кто Государя в расход отправил? Как объяснять дитю родному, проходящему в школе «Архипелаг ГУЛАГ», что там за доброго дядю с трубочкой кажут по «ящику»?

Народ в легком недоумении, это слегка мешает стабильности.

Восстанавливаем равновесие — объявляем преемственность поколений и поголовную гордость за державу. За какую? Да за такую — с Дзержинским и Сахаровым в обнимку.

Роль Вождя объясняем так: строилась великая держава, были великие достижения, выиграна великая война (благодаря великому таланту), однако… Однако Великий Вождь допускал иногда абсолютно недопустимые вещи и поубивал недопустимо много людей. Посему однозначную оценку дать сложно.

В собственной душе никаких внутренних катаклизмов и нестыковок не происходит, скорее чувствуется комфорт и появляется целостная картинка. Раз «преемственность», то какие могут быть угрызения? Всё и всегда было нормально, щит и меч держали правильно, а если порой где-то что-то перегибали, то лишь для блага Отечества.

Это — в верхах. Снизу ясности меньше. Во всяком случае, для меня.

Легко было бы понять, если б растущая тяга к вождю появилась в «лихие девяностые». Тут реакция нормальная — жрать нечего, денег нет, страна развалена, «холодную войну» проиграли… Даешь железную руку! Вождя, Генсека, фюрера — кого угодно! Немцы через это прошли в тридцатых — Веймарская республика.

Но при стабильности?

Возможно, стабильность оказалась не такой уж стабильной. Внизу барометр четче: «Дерьмократов, конечно, уже не видать, и буржуины вроде как бы попритихли. Однако ж снова воруют кругом — сверху донизу. Еще больше воруют. Опять справедливости нету… Главный-то сейчас — мужик правильный, а вот бояре, вся эта шайка — вот кто сволочи. При Сталине разгулялись бы, дармоеды! При нем чуть что — к стенке».

Отсюда, полагаю, и тяга к человечку с трубкой. А уж дальше — каков запрос, таков ответ. Мастерим фрегат «Держава» — на корме орел, на носу звезда, на мостике лидер нации.