Вот придет кот
Шрифт:
«Европейскими наблюдателями, а также некоторыми оппозиционными российскими партиями и общественными деятелями выборы оценены как несвободные, несправедливые и прошедшие с многочисленными нарушениями».
Ну скажи, разве можно после этого сохранить веру в человечество?..
Всё, заканчиваю. Устал ты, поди, уже от этих выборных баек и от моего трепа. Я сам, честно говоря, слегка притомился.
Знаешь, трепаться хорошо, наблюдая за всем на приличном расстоянии — откуда-нибудь со стороны. Вблизи оно
Я вот пишу тебе сейчас об этих «встречах вождя с народом», об этих «стихийных митингах» с добротно выписанными плакатами, с одинаковыми курточками, флажками, портретиками и вспоминаю, что вся наша с тобой жизнь — та, которую ты застал, — прошла под чьими-то портретами. Тут и Никитушка-кукурузник, чей светлый лик в техникуме заставляли таскать на демонстрациях, и Леня — «Ильич номер два», портрет которого уже не таскал — в армии чуть поумнел. Но, как выяснилось, не настолько, чтобы не полезть на кособокую баррикаду из ржавых труб, ящиков и досок, над которой висел портрет Ельцина, вырезанный из журнала «Огонек».
Портреты, плакаты, постеры…
Кто-то (вроде бы Набоков) однажды сказал, что нормальная страна — это такая страна, где портрет главы государства не превышает размеров почтовой марки. Но вот сколько уж лет прошло, а опять не выходит.
Мне всё хочется понять: эта извечная персонификация власти, она в башке — потому, как ничего другого не знаем, или сознательно воспроизводится каждый раз — потому, что так удобнее править? Хотя вопрос, конечно, дурацкий. Если в башке, то, значит, в любой — и в той, которой правят, и в той, которая правит. Консенсус, знаете ли. Жизнь в ожидании чуда: «Вот придет кот».
Две попытки вырулить на иную дорогу — и в феврале 17-го, и в августе 91-го заканчивались только сменой портретов. Но всё же попытки были и повторялись. Значит, потребность все-таки есть. Вопрос — есть ли желание этой потребностью воспользоваться? Как «сверху», так, кстати говоря, и «снизу».
Словеса «демократия» и «свобода» за последние двадцать лет не произносил только ленивый. Однако хотеть «свободы» и взвалить на себя груз этой самой реальной свободы — две разные вещи. Точно так же, как болтать о демократии с высоких трибун и пойти на реальное самоограничение собственной власти.
Дедушка с портрета из «Огонька» хотел исключительно добра — чего же еще? Свободу воспел — без цензуры, без вранья, без ЦК КПСС, без много чего еще. Даже судебный процесс затеял, помнишь, над родной партией.
Что получилось у дедушки? Пошумели, поболтали, затихли, спустили на тормозах.
Хорошо, допустим, ломать, как в Восточной Европе, трудно — с люстрацией, с запретом символики. Денег не хватит сносить и сковыривать, воли не хватит очищать и очищаться. Тогда можно, скажем, как в Испании после Франко — забыть, примириться и двигать дальше. Но если так двигать, то лишь четко и громко назвав всё своими именами: жертв — жертвами, а палачей — палачами, не вихляя с «неоднозначностью». И четко сказав, куда идем и во имя чего примиряемся. Вот два пути. До сих пор не выбран толком ни один, ни другой.
Прежний разгул закончен, теперь
Только это называется не замирение, дяденька, это называется, извиняюсь, шизофрения. Куда ты будешь двигаться, стоя у Мавзолея, подле которого бюстик Вождя народов? Коли он для тебя все еще Вождь, так прямо и скажи. А если не Вождь и режим его, как твоя Дума заявляла, преступный, тогда с бюстиком разберись — что ж у тебя преступник под окнами красуется?
И о той мумии, что в стеклянном гробу лежит, подумай на досуге. Сподручно ли тебе лоб у алтаря крестить и одновременно держать возле Кремля того, по чьему приказу церкви грабили, священников тысячами убивали?
Преемственность поколений, говоришь? Непрерывность истории, гордость за Державу? Что, прям-таки гордость за всё-всё-всё, что в той Державе творилось? Не было ни массовых убийств, ни подлости, ни «миллионов жертв», о которых сам же сказал, ни других позорных страниц? Одна сплошная гордость у нас теперь?
Только гордиться всем, что ты сделал, — удел святых или недоумков…
Вот видишь, опять занесло. Я же не с лидером нации, я с тобой разговариваю.
Что же до лидера, то если высказываюсь об Их Величестве не всегда с должным почтением, то лишь потому, что не хочу демонизировать образ. Я вообще считаю демонизацию Путина, коей многие здесь увлечены, занятием не слишком осмысленным. Как и все экзерсисы по части его «гэбистской» сущности. Мне лично наш гарант представляется абсолютно искренним человеком. Правда, без дураков. До цинизма искренним. Что тут первично, что вторично, судить не берусь.
У него свое видение мира, сформированное, думаю, отчасти тем питерским двором, о котором уже говорил. Плюс, конечно, служба в КГБ и то, что психологи называют «профессиональная деформация личности». Он искренне верит, что большинство проблем — результат заговоров и козней, чинимых «унешним врагом». Он на всё глядит через эту кривую призму и считает, что видит лучше других.
Такой подход влечет и не особую разборчивость в выборе средств, когда «во имя интересов государства» нарушаются права отдельного человека или, скажем, допускаются махинации на выборах. Всё это превращает цинизм в норму поведения.
Он, Путин, искренне верит, что «дееспособный» парламент означает управляемый парламент, готовый без промедления штамповать законы. Именно так он представляет себе демократию. А тот, кто сомневается в его правоте, тот или слишком наивен, или «агент влияния».
Так деформация личности сменяется деградацией.
Верит ли он сам в то, что говорит? Понимает ли, что, скажем, ту же Украину встряхнули подтасовки на выборах, что не будь их, никакие «вражеские фонды» ничего бы не смогли, как не смогли ничего сделать никакие засланные «политтехнологи»?