Вовка Ясный Сокол

Абдуллов Роман

Папа у меня хирург, и сейчас он был на ночном дежурстве. Выходит, завтра он освободится не раньше восьми, и пока они с мамой соберутся, пока по магазинам… В общем, приедут не раньше обеда. Зато на целый месяц! У папы отпуск!

До полуночи я ворочался, представляя нашу с ним деревенскую жизнь, а потом подумал, что завтра будет не до рыбалки. И я решил устроить папе сюрприз: порыбачить с утра, а на обед бабушка пожарит мой улов. Я даже зажмурился от удовольствия, представив, как папа будет хрустеть тонкими рыбешками и с гордостью

поглядывать на меня – вот, мол, какой сын-добытчик.

Из-за ночных фантазий я долго спал. Проснулся от звонких голосов Ленки с Веркой, которые спрашивали бабушку, когда я выйду гулять.

Я скривился, будто на лего наступил – такая же досадная мелочь под ногами, как Ленка с Веркой. Играли бы вдвоем в свои куклы!

Выпив кружку молока, я схватил краюху хлеба, удочку и ведерко и побежал на речку. Бабушке сказал, что вернусь к обеду, рыбы принесу.

Она только крикнула вслед:

– Смотри, осторожнее там!

Это она всегда кричит, хоть в лес я пойду, хоть на дерево полезу. Обязанность у бабушек такая – про осторожность кричать.

За воротами я наткнулся на девчонок. В глаза сразу бросилось пышное желтое платье, в котором Ленка была похожа на огромный подсолнух. Девчонки счастливо заголосили и кинулись ко мне. Я – от них. А они – за мной!

Я остановился и говорю:

– Вам же бабушки запретили со мной играть.

А Ленка сощурила глазенки, голову к плечу склонила и этак хитро говорил:

– А мы им не скажем.

– Все равно, – говорю, – я на речку пошел, рыбачить. Нечего вам там делать. У вас и удочек-то нет!

– Мы только посмотрим, – заканючила Верка. – Ну пожалуйста, Вовочка…

Я опешил, а потом как рявкну:

– Я – Вовка! Ясно тебе? Вовка, а не Вовочка!

– Ясно, ясно, – закивала Верка.

Я развернулся и пошагал к Быстрице. Так называлась речушка, на берегу которой стояла наша деревня. Думаю, речку назвали так за стремительное течение.

Весной, когда по крутым склонам в нее сливались все талые воды, она была по-настоящему опасной: глубокой, мутной, бурливой. Летом Быстрица мельчала, вода становилась прозрачной, как стекло, но неслась по-прежнему споро, будто торопилась по важному делу. Даже кораблики по ней пускать не интересно, они слишком быстро уплывают и теряются из виду.

В прошлом году я вырезал деревянную лодочку, выстругал мачту, приладил ее на термоклей, парус вырезал из старой футболки – целый день возился. А лодка возьми да уплыви. Я-то надеялся удилищем ее к берегу подогнать, но куда там! Не догнал.

Всю дорогу позади слышались шепотки и топот ног. Девчонки все же увязались за мной.

На берегу я нашел тропку, ведущую к воде, и аккуратно спустился на голый земляной выступ.

Речка тихонько журчала у самых ног, ветерок шелестел в густой траве, обдувал лицо, а над головой звенели комары, обещая устроить кровавый пир. Но их обещания меня не страшили – в кармане лежал полураздавленный тюбик

с мазью от кровососов.

Я раздвинул удочку на всю длину, и она вспыхнула на солнце алым лучом бластера. По крайней мере, именно так я его представлял.

Вместо червя на крючок я прилепил комочек мякиша. Здешняя рыбешка любит хлеб и охотно глотает такую наживку.

Я закинул удочку.

По воде шла беспрерывная рябь, глаза слепило, и поплавок сразу затерялся среди солнечных бликов. Впрочем, я не переживал. Подсекать, как папа, все равно не умел, так что вытаскивал рыбу только, когда она плотно садилась на крючок и тянула его вниз. А это и руки чувствуют. Вытащу.

Прошло минут пять. Рыба не клевала. Я обновил наживку и снова закинул. Прошло еще минут пять. Клева не было… Сверху доносились звонкие девчачьи голоса, смех, и то и дело Ленка с Веркой спрашивали:

– Вовка, ты поймал рыбу?

– Вовка, а ты маленьких рыбок отпустишь?

– А большую рыбу ты можешь поймать? А акулу?

В конце-концов я рассердился и зашипел:

– Из-за вас не клюет! Всю рыбу своими криками распугали! Подите отсюда!

Девчонки примолкли. Обиделись, наверное. А мне плевать – у меня тут сюрприз медным тазом накрывался.

Я стоял не шевелясь, чтобы рыба не заметила меня из прозрачной воды, и только удочку перекидывал, когда леску утягивало вниз по течению.

Начали донимать комары. Я намазался и снова замер.

Вдруг клюнуло. От неожиданности я сильно дернул вверх, и серебристая рыбешка, пролетев у меня над головой, шлепнулась на берегу. Я думал девчонки опять распищатся, но они молчали. Цепляясь за траву, я выбрался на наверх. Рыбешка билась о землю, а Ленки с Веркой не было. Ну вот, говорил же – из-за них все! А как ушли домой, так и рыба поперла.

Я опустил добычу в ведро и стал прилаживать на крючок новый комочек хлеба. Прежний весь размок и отвалился, когда я снимал рыбку. От предвкушения руки тряслись и, видимо, поэтому я не удержал хлеб. Вся краюшка с тихим бульком упала в речку, покачнулась на воде, а потом начала медленно опускаться.

Опомнившись, я упал на колени и попытался схватить ее, но не успел. Хлеб лег на песчаное дно. Сразу к нему подплыли мальки, закружились, затюкали носами.

Можно было бы спуститься, здесь вода даже до пояса не доставала, но при одной лишь мысли об этом внутри у меня все застывало и колени слабли.

Я потыкал удочкой в хлеб, но тот не цеплялся. Тогда я лег на землю грудью, свесился с выступа и протянул руку. Мальки порскнули в стороны, но до хлеба я так и не дотянулся. Я еще постоял на берегу, решая что делать: то ли мух ловить, то ли за хлебом домой идти, – а потом выпустил пойманную рыбешку и полез на берег. Ну их! Потом с папой порыбачим.

Вдруг совсем рядом громко плеснуло. Я еще успел подумать, мол, неужели здесь водится такая огромная рыба, но тут раздался визг, а потом и крик: