Vox Humana: Собрание стихотворений

Аверьянова Лидия Ивановна

КРЮКОВ КАНАЛ

Джону Ханту

Крюков, скользящий на сонмище звуков, – Декою зданья, где оперный шум, Подан – смычок, искривленный чуть, – Крюков, Отплеск лагунный – но что я пишу… Крыш отраженьем он в корне изглодан, Он облака отплеснет к облакам, – Или – по трубам – высокую ноту Ветер берет, нараспев – по крюкам? – Глубью собор, точно галька, отточен: Волн о волну заколдованный круг, Купол о купол – так замысел зодчий Схвачен водою, чуть сделавшей крюк… Это – не к Замку: многооконней Лег на ребро здесь кирпичный пенал, – Скачет,

седея, литовской погоней, К скрюченным мостикам Крюков канал. 1935

МЕНЬШИКОВСКИЙ ДВОРЕЦ

Покоритель ветреных сердец, Чуть поводит – не пройдет, шалишь – Меньшиновский розовый дворец Насурмленными бровями крыш. И глазастых окон пьян разбег Сквозь тяжелый слой белил, румян… До чего же, в наш приличный век, Он наштукатурен, хулиган. Разве для таких зазорных дел Мудрый зодчий здесь его воздвиг? – Сахарный барашек. Воск в воде. Кавалер прекрасный. Озорник. И не писан про него закон, И с Невой они обручены – А в него, поди, со всех сторон Все четыре ветра влюблены. 1935

НАВОДНЕНИЕ

Словно мед, наполняющий соты, Высочайшая входит вода, Всей Невою в полеты, в пролеты, В перелетные дуги моста. И сирены с буксиров тревожней, И на слитый – на пушечный – гром Это желтое зданье Таможни Опадает осенним листом. И, подъемля в свинцовое небо Куполов своих ангельский хор, С белой чайки огромнейший слепок, Над водою метнулся собор… И, в подмогу, на Заячий остров С двух колонн, от утра до утра. Выплывают недвижные ростры Под замолкшей командой Петра. 1935

КУНСТКАМЕРА

Это – прозелень трав или ранних акаций… Фисташковой Кунсткамера пагодой выше еще прорастет. Разветвляются Невы потоками белых барашков, Хворостинам – мостам любо стадо бегущее вод… С ветром. Сбоку. Вплотную. Фасад неестественно узок. И рогатую крышу ту вскользь повторяет река. Над точеною башенкой – обсерваторией Брюса – Как овчарки лохматые, мчатся вразброд облака. Сквозь прославленный камень трава прорастает нескоро. Мшистой зеленью стен мчится плющ, оголтелый, витой… И, булыжное пастбище, плавно раскинулся город, Где недвижен, на шпиле, летящий Пастух золотой. 1935

ПЕСНЯ

Ветер, спутник мой недобрый, Мы шатаемся вдвоем. Барок вспыхивают ребра Сердцем – красным фонарем. Ветер, крутень, друже странный, Вихрь мой, Божья благодать, – Вон, на Ждановке, нежданный Дождик можно переждать. И, в молочных сгустках пара, – Им и солнце нипочем – Красноперые амбары Понатерлись кирпичом. Прорвой струй булыжник содран И, во весь свой чудный рост, Над водой, которой ведра, Коромыслом выгнут мост: Это Невка – вражья сила! – За ночь стала с океан, Проходила, выходила За один Тучков Буян. 1935

КОРАБЛЬ

А. А. Линдбергу

В больших снегах – мне шалый шум листвы Тот, городской, перебивает гомон, – Зеленый дом на берегу Невы, Наискосок от Пушкинского дома. Двухцветный – двух веков зацветший сплав – Ревенный рай, на землю он поставлен – В больших снегах окаменевший

лавр, Зеленый лист в венке петровой славы. Огромный дом, чудовищный корабль, Слёт каменный петровского созыва, На берег вынесен зеленый краб Невой медлительной, волной отлива. Чудесный дом, зеленая звезда В чуть выветренном, каменном созвездьи. Легка на стеклах льдистая слюда, Не сладить с дверью в угловом подъезде. А зодчий был, как Леопарди, слаб И мягко смыт пространств глухим теченьем. Зеленый дом, чудеснейший корабль — Нежнейшее нам кораблекрушенье… 1935

ДОМ БРАНДТА

В гранитный бор чугунный врос плетень, Мосты ли врезались в парные двуречья – Кругом был город, где, изо дня в день, Я, может быть, Вам шла навстречу. И белый дом, как гладкий белый слон – На обжиг солнцу белая фигурка, – В игре с норд-остом, плавно нес балкон На шахматную доску Петербурга. А слева – самый длительный фасад Омыт был всей Невы раздельным хором, Где юность Вашу я верну назад, Спеша, вдогонку, тем же коридором… И, может быть, легчайший первый лед, Как первый луч на солнечном восходе, Мое плечо тихонько отведет От Вашего… Мосты уже разводят. 1935

«С тех пор, как я ушла по холоду и снегу…»

С тех пор, как я ушла по холоду и снегу, Весь город мне сполна, как палуба, открыт. Под ветром он – корабль и вверен человеку: На вахте Крузенштерн и день и ночь стоит. Румян фасад дворца, где окна с поволокой. Царь-каменщик воздвиг высокий храм Петров. Трилистник фонаря сквозь снег пророс высоко И тихо ждут мосты Твоих, моих шагов. Уходит нежный год, как в монастырь – подруга, Но много лет и дружб – кто знает? – впереди. Я вижу над Невой тупой, бессмертный угол – Тот дом, в который мне уже нельзя войти. Надолго мне постыл Васильевский твой остров. Но что я говорю: уже не Твой – ничей. А ты… Мне мерзок Петр – отрекшийся апостол: От града своего он не сберег ключей. 1935

АРКА

В волнах пространств, неведомых земле, Бог – мореход, курильщик в снежном дыме… Весь город – карта на его столе – Исчерчен небывалыми прямыми. И перекрестки – тайный знак Его, Кресты на двери к тем, кто принял муки За этот град. Пусть мертв он: оттого И улицы, как скрещенные руки. И вывески – как строки крупных книг, Пестрят, что крылья вспугнутых цесарок… Прохожие увенчаны на миг Параболами незабвенных арок. Как имя – в святцы, входит человек Сюда, дворцы предпочитая долам… И движусь я, вдруг просияв навек Огромной арки желтым ореолом. 1937

СМОЛЬНЫЙ:II

Пятикратный купол крова: С лужкам-звездам аналой. Был богат о дни Петровы Город, смолоду, смолой. Синим льдом сверкнувший ледник. Стен обшарпанная голь. Служат шалые обедни Галки, черные как смоль. Вон, заливистой тальянкой В нижний выманена круг, Колоколенка – смолянка – Тихо встала на ветру. Свейский плес, русея, фыркал: К флорентинцу шла река. Богородицына стирка – С синевою облака. Невских волн высокий гребень, Смольный – столпник, выше вех, Синий с белым, словно небо Опрокинулось на снег. 1935