Война сердец
Шрифт:
Получив от Берты эту забавную новость, Эстелла с Данте хохотали, катаясь по кровати и задирая ноги кверху. И не в силах были остановиться.
— Данте, ну так нельзя, — еле выговорила Эстелла, утирая слёзы. — Грешно смеяться над священнослужителем. Это жестоко!
— Жестоко? — он застонал, держась руками за живот. — А когда этот «святой» хрен приказывал меня пытать, а после затащил на эшафот, это было не жестоко? Пусть в аду сгорит! А я ещё полюбуюсь на это зрелище. Подумаешь, в глушь сослали. Мало ему!
Эстелле возразить было нечего, и она промолчала. Может, Данте и прав в чём-то, но иногда Эстеллу грызло желание быть хорошей, как её учили в детстве. Хотя рядом с Данте это проблематично. Не может же она разорваться! Так что придётся
Зато история Сантаны и Клема ни Эстеллу, ни Данте не впечатлила. Сначала Берта, а потом и сама Сантана поведали, что Клементе, благополучно выйдя из башни, с Сантаной обвенчался. Они женились, не соблюдая аристократические «полгода приличия» между помолвкой и свадьбой — двух лет разлуки было достаточно.
Сантана виновато извинялась в письме, что не пригласила Эстеллу на свадьбу — она хотела, но Берта ей запретила, ведь Эстелла вдова и не может посещать праздники. Эстеллу это не то, чтобы обидело (она не горела желанием смотреть, как Сантана ломает себе жизнь), но осадок у неё остался. Всё-таки они подруги. Если не пригласила, могла бы хоть написать о свадьбе заранее. Эстелла бы прислала подарок. Но в итоге причины этой скоропостижной свадьбы выплыли наружу — Сантана оказалась беременной. Она была счастлива, уверяя, что всё у неё сложилось удачно: Клементе её любит, у них будет ребёнок, Адела её слушается и даже теперь не бьёт дворовую собаку.
А ещё, с подачи доктора Дельгадо и аптекаря сеньора Сантоса, Берта и Сантана организовали «Дом Милосердия» в помещении, бывшим когда-то эстеллиной ветеринарной клиникой. Там они раздают еду бездомным, бродягам, калекам и заодно лечат их. Хотя Сантана из-за беременности редко там бывает, а Берте справляться со всем помогают Лупита, Чола, Бия — служанка доктора Дельгадо, Ханна — немая служанка Сантаны, и жена аптекаря, травница Анхелина. А ещё Адела и Пепе с Нанси — отпрыски Мисолины. Ухаживая за кем-то, дети учатся доброте — так считает Берта.
Но мифы о счастливой жизни Сантаны развеяла сама Берта, описав Эстелле, что у её подруги не всё так радужно, как она говорит. Ведь, только у Сантаны вырос живот, и Клементе вновь понесло в бордель.
«Видать той истории с убитой девицей ему мало, — судя по чернильным кляксам на пергаменте, Берта была так возмущена, что во время написания письма жала на перо изо всех сил. — Короче, Сантана ко мне приходила давеча, просила совета: как, мол, отвадить муженька от борделя. А я знаю что ль? Ежели этого дурака туда тянет, как рыбу в сеть, чего с ним поделаешь-то? И чего ему ещё надо, непонятно. Жена красивая, умная да любит его, а он всё скачет из кровати в кровать. Дак Сантана-то девка не промах. Прям со своим пузом пошла в этот бордель и выяснила там у местных, что Клементе посещает определённую девицу. Рыжую да конопатую, и имя у ней дурацкое — Табита».
— Клема исправит только могила, — скептически заметил Данте, когда Эстелла вслух зачитала ему письмо Берты. — Зря твоя сумасшедшая подружка с ним связалась. А Табиту я знаю.
— Вот как? — мигом набычилась Эстелла, пихнув письмо в комод. — Откуда это ты её знаешь? Тоже к ней бегал?
— Эсте, ну не ревнуй. Я к ней не бегал. Она жила в «Лас Бестиас», и некоторое время мы с ней встречались. Это ещё было до тебя, — поспешно добавил Данте, увидев тень на лице Эстеллы. — Ну, Эсте, не злись. Я же не евнух, и до тебя у меня были другие женщины, и ты об этом прекрасно знаешь. У мужчин есть определённые потребности. Так вот, Табита. Она никогда не работала в борделе. Как её туда занесло?
— Все они одного поля ягоды, — пробурчала Эстелла.
— Обожаю, когда ты ревнуешь! — хитро сверкнул Данте глазами.
— Смотри, как бы я тебе не врезала, обожает он!
Данте рассмеялся, задорно взмахивая волосами, и больше речь о Табите не заводил. Но про себя решил, что Клем совсем без мозгов, похоже, сидение в башне забрало у него последние.
Но сама Табита
У Данте дым с волос повалил от гнева, когда, раскрыв конверт, он обнаружил внутри портрет Эстеллы, разрисованный красными чернилами и истыканный иголками. Письмо, прицепленное к нему, гласило:
«Здравствуй, дорогой мой дружок. Ты наверняка удивишься, что я тебе пишу, но я узнала от Клема, будто ты у нас теперь богатеем заделался, важной птицей стал, а вот про любовь всей своей жизни позабыл. А я вот решила о себе напомнить, выудила у Клема твой адрес и вот тебе и пишу. Ты ж ведь не можешь не помнить свою Табиту. А ещё ты должен знать, что всё, чего происходит в моей жизни, — это по твоей милости. Ежели б ты не променял меня на ту богатую курицу, я б и не сунулась в бордель. Но я не держу на тебя зла, мой птенчик. Здесь не так уж и плохо. Девочки хорошие, клиенты как и везде — тупые извращенцы. А вообще у нас тут полная свобода теперь. Донья Нэла как вышла замуж за сеньора Нестора и стала заправлять в гостинице, так и бросила «Фламинго» на Томасу. А та ведь жутко ленивая. Она любит только пожрать да поспать. Хозяйка борделя из неё, как из меня кузнец. В общем мы тут прохлаждаемся и делаем чего хотим. Я даже подружилась с Коко и Маргаритой, а они такие дуры, но зато тебя, видать, хорошо знают. С таким восторгом о тебе вспоминают, особенно Коко. Так бы и дала ей в глаз, нечего на моих мужчин губы раскатывать. Я ведь знаю, птенчик, ты любишь меня, а та кура, с которой ты связался только из-за денег, и в подмётки мне не годится. Ты шустрый, однако, и правильно, ведь без денег в наше время никуда. Так что я решила тебе помочь остаться богатым вдовцом как можно быстрее. Я тут давеча нашла портрет твоей благоверной в вещах у Коко. Она сказала, будто ты его сам нарисовал и, видимо, забыл у неё. И я подумала, было б неплохо наслать на эту курицу порчу. Пошла тут к местной бабке и она меня научила, чего делать надо, чтоб соперница померла в ближайшие два дня. Кучу денег отвалила, и всё сделала, как она велела. Так что скоро ты станешь вдовцом, мой птенчик, и мы снова будем вместе. Не забудь потом сказать мне спасибо, представляю, как эта общипанная тебе осточертела! Я буду тебя ждать. За Клема не переживай. Как только мы с тобой помиримся, я его брошу. Целую. Твоя Табита».
То, что Данте пришёл в ярость от этого бреда сумасшедшей — это слабо сказано. Рыча, он пнул ногой бархатный пуф, что стоял у кровати, и тот отлетел к окну.
— Тварь! Идиотка! Вздумала мне присылать всякую чушь! И как Клема угораздило опять связаться с девкой, у которой мозгов меньше, чем у таракана? Да ещё и дал ей мой адрес! Чтоб вы все провалились! — вопил Данте, бегая по комнате туда-сюда.
Эстелла не должна это увидеть! Ещё ему не хватало ссориться с ней из-за глупой девки и безмозглого Клема.
Переведя дух, Данте спустился в большой кабинет. Разжёг камин и зашвырнул туда письмо с конвертом и изрисованным портретом. И долго смотрел, как их пожирает пламя.
Этот случай нисколько не омрачил их нежного счастья с Эстеллой. Данте ни словом не обмолвился о наглости Табиты и дурацкой посылке, а Эстелла теперь была уверена в его любви. Единственное, что огорчало её по-настоящему, — воспоминания о Кларисе. Та так и не подавала признаков жизни. Но Эстелла не могла простить её вероломства, из-за которого Данте чуть не лишился жизни. И от злости она даже выбросила волшебный медальон, что однажды дала ей Клариса. Эстелла швырнула его в городской фонтан, проезжая мимо на Жемчужине. Эту женщину она простит. Никогда!