Война сердец

Darina Naar

Он не ответил, и она вошла. Удивлённо изучила стену, заляпанную остатками еды, и раскиданную по углам мебель.

— У тебя здесь прямо военные действия были, — пошутила она.

Данте упорно молчал. Сев на краешек кровати, Йоланда коснулась пальцами его затылка.

— Данте...

Он нетерпеливо дёрнулся, зарываясь в подушку.

— Ну какой же ты упрямый! — вздохнула Йоланда. — И, мне кажется, я знаю в кого у тебя такой характер. Ты очень похож на своего деда, моего отца. Барон Риверо. Он был жутко упрям и частенько всех бесил. Попытки убедить его в чём-либо равнялись нулю всегда. Он стоял на своём, даже будучи в корне неправым. Но у него было доброе сердце, —

грустно рассмеялась Йоланда. — У тебя оно тоже очень доброе. Я знаю это, Данте. Просто ты злишься на весь мир, не так ли? Может, мы всё-таки поговорим?

Он молчал, обиженно сопя, как маленький мальчик, которого лишили десерта.

— Данте, ну я же твоя мать, я волнуюсь за тебя. Ты не выходишь из комнаты. Ты ничего не ешь, ты обижаешь прислугу, огрызаешься. Я хочу понять, что с тобой происходит. Я хочу тебе помочь.

— Вы мне не мать! — отрезал он грубо, пряча зарёванное лицо в одеяло. — Когда вы были мне нужны, вы отсутствовали. И я научился со своими проблемами справляться сам. И теперь вы мне не нужны. И никто не нужен! Что со мной происходит — не вашего ума дело. И помочь мне ничем нельзя. Я хочу только одного — сдохнуть. Так что отвалите от меня, дайте мне умереть спокойно. Уже недолго осталось.

Йоланда опять вздохнула.

— Я знаю, чтобы принять меня как мать, тебе нужно время. Я понимаю, Данте, у тебя была тяжёлая жизнь, и я не буду настаивать, чтобы ты за секунду меня полюбил. Я дам тебе столько времени, сколько ты захочешь. Да, прошлое нельзя изменить, но у нас впереди вся жизнь, Данте. Мы наверстаем упущенное, станем близкими людьми. Судьба разлучила нас, но мы встретились и можем начать всё с чистого листа, — голос Йоланды звучал нежно, будто она не разговаривала, а играла на флейте. — Данте, я хочу, чтобы ты был счастлив, чтобы на лице твоём играла улыбка. Но я вижу, что ты страдаешь.

— С чего вы взяли, что я страдаю? — огрызнулся он.

— Я же не дура и не слепая.

— Вас это не касается. Я никого больше не впущу в свою душу, — пробурчал он совсем тихо. — Однажды впустил и жалею об этом. Все люди одинаковые. Они твари и предатели.

— А бедняжка Эстелла тоже сама не своя, — вдруг переключилась Йоланда. — А она мне нравится, такая славная девушка. Только всё время плачет. А сейчас и вовсе заболела.

Данте сбросил одеяло.

— Как заболела?

— Да, у неё сильный жар и она бредит. Вот уже три дня. Бедная девочка.

Данте резко подался вверх, сев на кровати. В покрасневших глазах его мелькнули и страх, и тоска, и жалость, и любовь. Йоланда изучила его долгим взглядом. Данте заметил в её лице какую-то хитринку, и ему это не понравилось. Чего-то она не договаривает. И он с досады хрустнул пальцами.

— Я знаю почему Эсте... Эстелла заболела, — выговорил он. — Она тоскует по этому, своему мужу, Маурисио Рейесу, ведь она любит его, а он умер.

— Да-а-а? — наигранно удивилась Йоланда. — А я вот сегодня полтора часа сидела около неё, и ни разу не услышала его имени. Как ты говоришь его зовут? Маурисио? — она закатила глаза. — Нет-нет, не слышала. Бедняжка бредит, но единственный мужчина, которого она зовёт, носит красивое имя Данте. Ты знаешь его?

— Чего-чего?

Йоланда тихонько хихикнула.

— Данте, ну до чего же ты упёртый! Она зовёт тебя, потому что она тебя любит.

— Нет, это враки, — замотал Данте головой. — Эстелла любит Маурисио Рейеса, а меня ненавидит. Если бы это было не так, она не помогала бы тому колдуну ставить на мне опыты. Салазар, Тибурон, или как там его. Они полгода надо мной издевались. Вместе! Эстелла смеялась, говорила чудовищные вещи. Я не могу этого

забыть. Этот кошмар снится мне каждую ночь, это было даже хуже, чем тюрьма или Жёлтый дом. Я никогда, никогда этого не забуду и не прощу её, — он зажмурился и закрыл глаза кулаками.

— Погоди-погоди, о чём ты говоришь, Данте? — не поняла Йоланда.

— Я её видел! — выкрикнул он, давясь слезами. — Она была заодно с Салазаром! Она приходила в подземелье, она признавалась ему в любви, она поила меня снадобьями, она... она... Я никогда не видел её такой безжалостной. Она была ещё хуже, чем в тот день, когда сказала мне, что любит Маурисио Рейеса.

Но в ответ на его искреннее, детское отчаянье Йоланда рассмеялась.

— Боже, Данте, ну что за чушь?! Ну кто тебе сказал, что это Эстелла? Последние полгода я была в теле Янгус и жила в комнате Салазара. Он сажал меня в вольеру. И я видела ту женщину, что превращалась в Эстеллу. Эта была Клариса, женщина-кошка. Она приходила, кормила своих питомиц — крыс и гиен, пила какое-то зелье и становилась Эстеллой. Потом брала из шкафов разные склянки и артефакты и уходила. Это было у меня на глазах не единожды!

Выпучив глаза, Данте схватил Йоланду за руку. Вцепился ей в запястье ногтями.

— Правда? Ты меня не обманываешь? Это была не Эстелла?

— Ну конечно нет! Ты сам подумай, Данте, ведь Эстелла, как и я, не волшебница. Она не смогла бы поставить на тебе ни одного колдовского эксперимента, даже если бы захотела.

На ресницах Данте сверкнули хрустальные капельки.

— Значит, это не она... не моя Эсте...

— Данте, Данте, посмотри на меня, — Йоланда взяла его за подбородок. — Эстелла тебя любит. Я не знаю, почему сеньор Лусиано и Ламберто решили, что она переживает из-за Маурисио. Они слепцы и глупцы. Я сразу, как увидела вас двоих, ещё там, в подземелье, поняла, что вы любите друг друга. Достаточно посмотреть, как загораются глаза Эстеллы, когда она слышит твоё имя. И у тебя тоже всё написано на лице. Хватит уже валять дурака! Она любит тебя, ты любишь её, я не понимаю, зачем вы мучаете друг друга. Вам давным-давно пора наслаждаться счастьем. Мы с Ламберто ждали нашего счастья двадцать пять лет. И дождались. Неужели и вы хотите потерять столько времени? Любовь — это самое прекрасное чувство на свете. Да, оно приносит страдания, но приносит и счастье. И счастья оно дарит гораздо больше.

Данте плакал, слушая эту тираду, и слёзы его падали Йоланде в руку. А с души будто упал огромный валун. Неужели он ошибался? Неужели гордость и боль сделали его таким слепым, что он не видел дальше своего носа? Он взглянул на обручальное кольцо — то сияло, переливаясь всеми цветами радуги. Чары Любви живы. Их главное условие — взаимность. То-то он всё удивлялся, почему кольца не умирают. Так, может, любовь, их соединяющая, жива?

— Данте, хватит упрямиться. Иди к ней сейчас, — посоветовала Йоланда. Вынув из кармана надушенный шёлковый платочек, она вытерла Данте слёзы — он поддался. — Эстелла тебя ждёт, она тебя зовёт. И заболела она из-за тебя, когда ты её прогнал. Если ты придёшь, ей сразу станет лучше.

Данте больше не заставил себя упрашивать. Вскочив с кровати, он, спотыкаясь, ринулся на выход. Даже не переоделся, как был косматый, в домашних штанах и босиком, так и побежал.

Йоланда улыбнулась ему вслед.

Когда Данте влетел в нежно-голубую спаленку, Эстелла, утопая в перине из лебяжьего пуха и укутанная белоснежным одеялом, напоминала невесту. Глаза её были прикрыты, тёмные, загнутые кверху ресницы оттеняли фарфоровую кожу. На щеках от жара разливался румянец, а длинные волосы каскадом струились по подушке.